Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Турки занимали ретраншамент и опушку редкого Крынгумейлорского леса пехотой и артиллерией, а конница прикрывала фланги. Суворов послал к Кобургу - передать предположение об одновременной атаке. Корпуса шли под частым огнем турецких батарей; союзная артиллерия по мере приближения отвечала им все с большим успехом и наконец заставила замолчать. В неприятельских рядах более робкие стали уходить, смелые готовились к отпору.

Когда атакующие подошли к неприятелю сажен на 300-400, конница из интервалов линии пошла карьером в атаку, за ней с удвоенной скоростью - пехота. Кавалерия перескочила рвы и бруствера и врубилась в янычар. "Не можно довольно описать сего приятного зрелища", говорил Суворов в донесении про эту атаку.

Янычары защищались с яростью отчаяния. Казаки и арнауты с правого русского крыла и австрийские уланы с арнаутами с левого австрийского, атаковали турецкую кавалерию и ворвались в лес. С грозными раскатами "ура" ударила пехота. Суворов был тут же и кричал солдатам: "ребята, смотрите неприятелю не в глаза, а на грудь: туда придется всадить ваши штыки". Началась страшная резня, а затем беспорядочное бегство турок. В 4 часа дня победа была обеспечена.

Турки бежали к Мартинешти на р. Рымнике, где находился их третий самый большой лагерь, верстах в 6 от Крынгумейлорского леса. Союзники преследовали их настойчиво и беспощадно: неприятелей было слишком много, чтобы забирать их в плен. Небольшая часть союзных войск осталась на месте, охраняя взятую артиллерию, очищая и занимая лес, остальные гнали, рубили и кололи турок. Кобург обогнул лес слева, Суворов с Карачаем справа, направляя в лес выстрелы. Преследовала кавалерия, пехота не поспевала. Отбито несколько тысяч повозок, пушки, зарядные ящики; в ящиках турки зажигали фитили и взрывами поражали союзников.

Во время сражения великий визирь был на крынгумейлорской позиции. Он страдал изнурительной лихорадкой, а потому ездил в коляске; но когда бой разгорелся и сделался вероятным дурной его исход, он пересел на коня. Он делал все, чтобы собрать войска и восстановить бой: убеждал их священными для мусульман именами, поднимал коран, даже приказал артиллерии стрелять по беглецам из лагеря при Мартинешти. Орудия сделали 10 выстрелов, но ничто не действовало, и визирь поспешно уехал по браиловской дороге.

Равнина между Крынгумейлором и р. Рымником была покрыта турецкими телами; при преследовании их полегло гораздо больше, чем в сражении. Переправа через Рымник у Мартинешти прикрывалась земляными окопами, но их никто не думал защищать: паника овладела всеми. На мосту столпились обозы, загородя единственный путь бегущим; турки бросились вплавь, но вода была высока и они тонули во множестве, особенно когда подоспели союзники и стали громить их выстрелами. Только наступившая ночь дала несчастным беглецам перевести дух.

Так же нуждались в отдыхе и русские с австрийцами, после суток усиленного похода и упорного боя. Они стали биваком перед Мартинешти, в полуверсте одни от других. Принц Кобургский в сопровождении огромной свиты приехал к Суворову; они молча обнялись. Взаимные приветствия, поздравления, объятия были тем искреннее, чем труднее досталась победа. Суворов опять отличил Карачая, назвав его героем и заявив, что он больше всех х содействовал победе. Этим благородным признанием заслуг союзника и подчиненного, Суворов заполонил его сердце. Карачай не отходил от него остаток дня ни на шаг, и всю жизнь питал к нему сыновнюю преданность и глубокое уважение. Что касается до принца Кобургского, то его признательность к Суворову и добрые, искренние к нему отношения, зародившиеся при Фокшанах, были окончательно скреплены; следуя влечению сердца, он называл Суворова своим учителем. Надо сознаться, это было правдой, хотя уроки Суворова не пошли медлительному и малоспособному Кобургу впрок. Суворов дважды увлек австрийцев к победе своим влиянием и авторитетом; это же влияние, вместе с чувством благородного соревнования, заставило их развернуть в обеих делах, особенно в последнем, необычную для них в те времена энергию. Суворов выбил их из глубокой колеи и указал настоящий путь к победе. Заимствовав даже боевой порядок от Суворова и убедившись в его рациональности, войска принца Кобургского были особенно поражены смелостью и верностью его наступательного принципа. Это замечено было простыми солдатами, и в австрийском корпусе дали Суворову меткое прозвище: "Генерал вперед". Словцо дошло до сведения Суворова и доставило ему искреннее удовольствие; он и впоследствии вспоминал эту оценку, самодовольно усмехаясь.

Было взято три турецких лагеря, но оставался еще четвертый, за Рымником, верстах в 4 от ночлега; об этом лагере союзники не знали, потому что подошли к Мартинешти в темноте. Его открыли на другое утро партии казаков и арнаутов, перебили там несколько сот турок и завладели богатой добычей. Это был лагерь великого визиря; в добычу досталась и его ставка, убранная изнутри золотой и серебряной парчой. Захватив лагерь, легкая кавалерия продолжала преследование, а один австрийский батальон очистил Крынгумейлорский лес от бродивших и спрятавшихся там турок. Визирь бежал по дороге на Браилов, через мост на р. Бузео. Переехав мост, он велел его взорвать, так что последующим беглецам пришлось переправляться через Бузео вплавь, и опять многие потонули. Оставшиеся на левом берегу реки турецкие толпы рассеялись в разные стороны, спасаясь от преследования легкой кавалерии; обозы, которым удалось добраться до этих мест, были разграблены местными поселянами.

Турки понесли сильнейшее поражение, которое произвело на них тем более деморализующее влияние, что они были уверены в победе; еще в прошлом году тот же самый великий визирь разбил австрийцев дважды наголову. Он даже заготовил цепи для заковывания пленных; одну из таких цепей доставили потом к принцу Кобургскому, и он писал об этом Суворову. Задавленный впечатлениями 11 сентября, визирь просил увольнения и умер от давней своей болезни, чахотки.

Победа при Рымнике есть одно из самых выдающихся проявлений Суворовского военного дарования, внешне блестящее и капитальное по своей сущности. На долю своего корпуса Суворов взял самую трудную задачу и исполнил ее с неподражаемым мастерством. Трудно верить, следя за ходом дела, что оно происходило при страшном численном перевесе турецких сил. Сведения о численности турецкой армии колеблются от 90 до 115 тысяч человек.

Суворов ознаменовал победу торжеством. Войска построились на поле сражения в одно большое каре для благодарственного молебна. По его приказу все запаслись зелеными ветвями. После молебна Суворов держал слово о победе, чести, славе и лаврах, и каждый бывший в строю увенчал себя победной ветвью. Гордясь рымникской победой, Суворов собственноручно написал о ней реляцию, на 12 страницах.