Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Если бы за поражением турок при Рымнике последовало наступление за Дунай, к Балканам, то война могла окончиться в том же году, так как главные силы Порты разбежались по переходе через Дунай. Суворов просил подкрепления, чтобы двинуться за Дунай, но безуспешно. Подобные взгляды далеко превышали уровень военных способностей Потемкина, который ещё и внес долю горечи в добрые отношения союзников. Вечером 11 сентября, на поле сражения, принц Кобургский получил от него письмо с резкими обвинениями его, Кобурга, в медлительности и очень этим оскорбился.

Урон турок 11 сентября составил 15,000 человек; в плен взято не больше нескольких сот. Победителям достались 100 знамен, 80 орудий, стада скота, тысячи повозок с имуществом; добыча была очень велика. Потеря союзников определяется в 600 человек с небольшим, в том числе русских меньше 200.

Получив донесение о победе, Потемкин писал Суворову: "объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность. Ты, мой друг любезный, неутомимою своею ревностью возбуждаешь во мне желание иметь тебя повсеместно... Если мне слава, слава, то вам честь..." Государыня была восхищена и того более. Был отслужен в придворной церкви молебен при огромном стечении имеющих приезд ко двору; произведен 101 выстрел; архиереи говорили поздравительные речи; курьер Потемкина, подполковник Зубов, получил следующий чин. Екатерина цитировала письмо Суворова, полученное его дочерью, где говорилось, что в самый день рымникской победы, много лет назад он разбил Огинского. Еще сильнее был восторг австрийцев. В одном письме читаем: "Туживший об участи Кобурга цесарский посол (при Петербургском дворе), пробудясь аки от сна, предался вдруг веселию и, упоенный паче прочих радостью, имел при сем случае на счет разбитого визиря церемонияльный во дворец въезд". Безбородко пишет одному из графов Воронцовых, что "австрийцы от сна восстали, но уже и загордились успехами; не спорят однако же, что Суворов решил принца Кобургского атаковать турок, а то было уже стали на оборонительную ногу". Признание это выразилось и в рескрипте императора Иосифа Суворову: "Совершенно признаю, что я победою обязан наипаче вашему скорому соединению с принцем Кобургским". Факты эти многозначительны: подобные признания очень туго сходят с языка и пера, ибо затрагивают национальное самолюбие.

На этот раз Государыня, всегда щедрая, выказала свое благоволение особенно; главные награды однако все-таки были продиктованы ей Потемкиным. 22 сентября он пишет: "Ей, матушка, он заслуживает вашу милость, и дело важное; я думаю, что бы ему, но не придумаю. Петр Великий графами за ничто жаловал; коли-б его с придатком Рымникский?"

Он советует Государыне наградить еще Георгием 1 класса. Екатерина пожаловала Суворова графом Русской империи с прозванием Рымникского, назначила ему орден Георгия 1 класса, бриллиантовый эполет и богатую шпагу, пояснив: "хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерии Егорья большого креста посылаю по твоей просьбе, он того достоин; осыпав его алмазами, думаю, что казист будет". Но и этого Государыне казалось мало; в тот же день, 18 октября, она пишет Потемкину третье письмо, говоря: "к вещам для Суворова я прибавила еще перстень, буде вещи тебе покажутся недовольно богаты". Сообщая Суворову о монарших награждениях, Потемкин пишет: "Вы конечно во всякое время равно приобрели славу и победы, но не всякий начальник с равным мне удовольствием сообщил бы вам воздаяние; скажи, граф Александр Васильевич, что я добрый человек: таким я буду всегда". Суворов, знавший себе цену, тем не менее был изумлен такой оценкой его заслуг и отвечал Государыне: "неограниченными, неожидаемыми и незаслуженными мною милосердиями монаршими Вашими, великая Императрица, я теперь паки нововербованный рекрут"; обещает служить ей до смерти и в заключение говорит: "великодушный мой начальник, великий муж князь Григорий Александрович, да процветет славнейший век царствования Вашего в позднейшие времена". Не менее восторженно было его письмо к правителю канцелярии Потемкина, Попову. Указывая, на какую высоту он поднялся, он говорит: "Долгий век князю Григорию Александровичу; увенчай его Господь Бог лаврами, славою; великой Екатерины верноподданные да питаются от тука его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек. Счастье мое за него умереть".

Украшенная бриллиантами шпага была пожалована Екатериной и принцу Кобургскому. Австрийский император пожаловал Суворову титул графа Священной Римской империи, а Кобургу звание фельдмаршала.

С гордостью написал Суворов письмо дочери, назвав её "Графиня двух империй". Но наибольшее впечатление произвел на него Георгий I класса. "Скажи Софье Ивановне (начальнице) и сестрицам (институткам), у меня горячка в мозгу, да кто и выдержит! Слышала ли сестрица, душа моя? Еще от моей mаgnаnime mere рескрипт на полулисте, будто Александру Македонскому, знаки св. Андрея тысяч в пятьдесят (за Фокшаны), да выше всего голубушка, первый класс св. Георгия: вот каков твой папенька за доброе сердце. Чуть право от радости не умер".

Подкомандующие и офицеры получили повышения и ордена, солдаты денежные награды, а отличившимся пожалованы кроме того серебряные медали с надписью: Рымник. Суворов два раза представлял списки отличившихся, не без опасения надоесть Потемкину, но приводил в оправдание, что "где меньше войска, там больше храбрых". Старшие генералы, в том числе Дерфельден, в списки не вошли: они в деле не участвовали, оставшись по болезни дома. Дерфельден был серьезно болен.

На третий день Суворов расстался с Кобургом и малыми переходами двинулся к месту прежнего расположения. Остановившись у Текуча, он простоял несколько дней, написал реляцию, и прибыл в Бырлад в конце сентября. Тут он долго оставался без дела и даже отдал часть войск в помощь Потемкину к Бендерам.

Успокоенный рымникской победой, Потемкин направил силы на взятие Бендер. Взят был замок Гаджибей, вслед за ним Паланка, за ней капитулировал Акерман. Армия Потемкина окружила Бендеры. Крепость была сильная, с многочисленным гарнизоном, но командующий паша по малодушию или подкупленный Потемкиным сдал ее и сам предпочел остаться у русских, а гарнизон и население отправились к Дунаю. Суворов поздравил Потемкина, говоря, что в том столетии ни одна турецкая важная крепость не сдавалась русским так приятно . Государыня наградила Потемкина великолепным золотым лавровым венком. "Не даром я тебя люблю и жаловала", писала она ему по этому случаю: "ты совершенно оправдываешь мой выбор и мое о тебе мнение: ты отнюдь не хвастун, и выполнил все предположения, и Цесарцев выучил турков победить". Так мало нужно было сделать Потемкину, чтобы заслужить подобную признательность.