Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

Прочитав некоторые особенно яркие опусы Ларисы, откликнулся придерживающийся эсеровской идеологии Питирим Сорокин, уничтожающе высмеяв юную бунтарку: «Милая барышня, писавшая бездарные стихи, мечтавшая о «ледяной красоте». Издавала «Богему» и «Рудина», журналы для подвыпивших студентов-академистов и молодых вдовушек. Ни одного атома революции днем с огнем нельзя было отыскать в этих журналах. И вдруг? Оказывается, и она теперь ходит в большевиках. Да еще как, послушали, да почитали бы на страницах «Новой жизни» ее литературную гимнастику Далькроза по части негодности буржуазного искусства и величия пролетарской красоты. Прямо страх берет. Читая, можно подумать, что чуть ли не сама Шарлота Корде пишет под псевдонимом Ларисы Рейснер».

Но умная девушка сама была угнетена неопределенностью своего положения. Ее красота стала ее входным билетом в разного рода комитеты, и в то же время наказаньем: «Вы не могли не заметить, как призрачны и расплывчаты все мои функции», — писала она в письме к одному из своих друзей. Лариса решила уйти из Зимнего дворца. За ней тянулся слушок, будто бы во время «учета и охраны» сокровищ Эрмитажа она «захватила» алмаз, принадлежавший царской фамилии.

Советское правительство приняло решение потопить корабли. Черноморского флота, которые вот-вот — по Брестскому миру — должны были перейти к Германии как репарационные платежи. Решение вопроса было поручено Шляпникову, но тот высказался против потопления, за революционную войну с оружием в руках. Тогда Сталин, в то время единодушный с Троцким, передал дело Федору Раскольникову. Комиссар Черноморского флота Глебов-Авилов предупредил, что если он явится с таким предложением, матросы выбросят его за борт. Но красноречивому Раскольникову потребовалось всего 25 минут для убеждения. Все девять миноносцев Черноморской эскадры были расстреляны в упор.

Советский драматург Александр Корнейчук сделал Федора Раскольникова прототипом героя своей пьесы «Гибель эскадры». В ней рассказывалась легенда о том, как летом 1918 года на Черноморском флоте большевики боролись с контрреволюционерами, мешавшими им уничтожить флот, который могла захватить Германия. Конечно, это легенда, потому что подлинные события разворачивались совсем не так, как описал Корнейчук.

После выполнения этого задания партии Раскольников получил назначение командующим Волжской военной флотилией, затем Балтийского флота. Всемогущий наркомвоенмор Лев Троцкий тепло вспомнил молодых энтузиастов, Раскольникова и Рошаля, с которыми делил заключение в Петропавловской крепости. Он приблизил Федора, тот скоро стал его любимцем и помог Троцкому справиться со Щастным.

Капитан 1-го ранга А.М. Щастный командовал Балтийским флотом во время Ледового похода 1918 года. Он обвинялся в государственной измене. Его вина заключалась в том, что он не исполнил приказа комиссара по военным и морским делам Троцкого и тем самым спас флот. Троцкий считал, что «Щастный, совершая этот поступок, создавал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти». Действительно, именно благодаря личной энергии Щастного Балтийский флот не был затоплен (как это произошло с Черноморским) и не был оставлен неприятелю. Пользовавшийся безграничным доверием моряков, имевший реальную власть и военную силу, командующий Балтфлотом был опасен властям. Он принял большевиков за немецких агентов, потому и подчиняться им не хотел. Потом он понял, что сделал это напрасно и теперь обречен. Свою роковую роль в этом сыграл и затянувшийся конфликт с Троцким. Федор Раскольников, один из шести свидетелей обвинения, написал, будто Щастный с сожалением говорил, что приходится работать с советской властью, потому что нет другой.

У большевиков в то время судили не по закону, а по «революционной совести». Все статьи материального и процессуального права были уничтожены. Поэтому над квалификацией преступлений судьи долго не думали. Почти все они подводились под «спекуляцию» или под «государственную измену».

Защищал Щастного известный адвокат В.А. Жданов, бывший защитник Каляева. Второго защитника Революционный Трибунал не допустил. Когда раньше некоторые суды отказывали обвиняемому в допущении второго защитника, общественное мнение возмущалось, протестовали все, в том числе и большевики, видя в этом стеснение прав защиты.

Недели за две до слушания дела Щастного, очередной съезд Советов отменил смертную казнь. Но через несколько дней Совет Народных Комиссаров издал декрет, которым разрешал судьям революционных трибуналов не стесняться в выборе меры наказания за контрреволюционные преступления и налагать любое из них вплоть до бессрочных общественных работ. Когда суд объявил вердикт «расстрелять», все присутствующие застыли от изумления: «Как смертная казнь? Ведь она отменена съездом советов, ведь председатель не позволил защитнику в речи говорить о ней…» Бросились к Крыленко, обвинителю Щастного. — «Чего вы волнуетесь, — сказал этот обер-фарисей, — Щастный не приговорен к смерти. Если бы его приговорили, то председатель прочел бы: «Щастного приговорить к смерти», а председатель огласил: «Щастного расстрелять», — а это не одно и то же».

Защитник спросил: «Куда можно обжаловать приговор?» «Приговор революционного трибунала кассации не подлежит, хотя можно еще обратиться к Президиуму Центрального Исполнительного Комитета», — ответил ему, уходя, председатель. По статусу верховного трибунала, приговор мог быть отменен только пленарным заседанием ЦИКа. Однако его председатель Свердлов заявил, что ранее 24 часов ЦИК созван быть не может, а по истечении этого срока созывать его бесполезно, так как Щастного уже расстреляют…

22 июня 1918 года Щастный был расстрелян по приговору Революционного трибунала. Физическое уничтожение командующего Балтийским флотом — «заслуга» Раскольникова. С его помощью аналогичная участь постигла и многих других неугодных режиму моряков.

В «революционной» биографии Ларисы тоже много неясного, сомнительного.

К числу таких «темных мест» принадлежит история с убийством видных деятелей партии кадетов Андрея Ивановича Шингарева и Федора Федоровича Кокошкина. «Светочи русского либерализма», люди безусловной личной порядочности, знаменитые думские ораторы, они даже своими противниками признавались искренними радетелями за Россию. Федор Кокошкин энциклопедист, ученый-правовед (говорили, что «все конституции мира он знает как свои пять пальцев»), избирался в Думы всех созывов. Его идеалом было правовое государство, а реальной задачей он считал постепенный переход к конституционной монархии. Человек науки, он неохотно вошел во Временное правительство, где занимался, главным образом, подготовкой к выборам в Учредительное собрание. Андрей Шингарев представлял собой тип русского провинциального интеллигента, был очень способным, очень трудолюбивым, с горячим сердцем и высоким строем души, с кристально чистыми побуждениями, чрезвычайно обаятельным и симпатичным. Он имел два высших образования: окончил физический факультет Московского университета, а через три года — медицинский, получив диплом врача. Вернувшись в родной Воронеж, он мог бы иметь богатую частную практику, но вместо этого уехал в глубинку и стал рядовым лекарем в обыкновенной земской больнице.