Том 6. Литература первой половины XIX в.

Совсем недавнее прошлое, жизненный уклад, обусловленный долгим историческим развитием, имеющий длинную родословную, автор «Пана Тадеуша» стремится показать в максимальном приближении к настоящему, к тому, что принес новый век, стремится дать разные эпохи в их противостоянии. Отсюда своеобразная двуплановость поэмы, наличие как бы двух миров, двух реальностей. Один мир, «сельский», устоявшийся, подчиняющийся традициям и ритуалам, связанный с жизнью природы и занятиями человека на земле, зиждется на родственных, соседских, земляческих связях людей, на подчинении молодого старому, существует во времени, неторопливо движущемся, кажется близким поэтической действительности древних и новых деревенских идиллий. Другой мир — это мир больших исторических событий, переворотов и войн, мир, обрекающий на исчезновение все, что не выдерживает столкновения с историей, мир, способный подмять и раздробить идиллическое бытие, но — в этом очень важная особенность мировосприятия Мицкевича — не имеющий силы отнять у «малого» мира его красочность, привлекательность, наличие нравственных норм, известную правоту в отстаивании нужного и привычного человеку. В таком аспекте рассматривает автор «Пана Тадеуша» традиционный уклад, проявляя незаурядную социальную зоркость, видя неотвратимость перемен, которая становится еще ощутимее, когда поэт признает, что старое не лишено обаяния.

В созданной поэтом панораме шляхетской жизни нашли место и любовная интрига, и печально — смешная история ссоры двух шляхетских семей из — за полуразрушенного замка, и рассказ о 1812 г. в Литве, и воспоминания о печальных событиях конца предыдущего столетия. Многочисленные детали быта приводятся не просто ради колоритности, но и рассказывают о персонажах, объясняют в чем — то их характеры. Природа не только описывается — в разные поры дня, при разной погоде, — но и как бы участвует в действии, сопутствует героям в светлые и дурные минуты, создает настроение, даже вмешивается в события. Ограничение действия рамками одной усадьбы и ее окрестностей не помешало многоаспектному показу шляхетского житья: оно предстает перед нами и в имущественно — правовых отношениях, и со стороны внешних примет — одежды, этикета, убранства дома, — и в своих буднях и праздниках. В галерее персонажей нашли место и ревнители патриархальной старины, и любители новшеств, привезенных из больших городов, из заграничных странствий, и отпрыск магнацкого рода, и слуги со шляхетским гербом, и помещики среднего достатка, и шляхтичи — однодворцы, и последние могикане прежней польской администрации, и чиновники на жалованье у новой власти. Созданный Мицкевичем «групповой портрет» сословия дает основание говорить о реалистических тенденциях в творчестве поэта. Они органически вырастали из романтизма, были связаны с характерными для него проблемами и подчинены преобладающему романтическому настроению (особенно сильному в последних двух книгах поэмы).

В полном согласии с романтической манерой повествования изображен в поэме самый важный для авторского замысла персонаж — Яцек Соплица (отец заглавного героя). На нем отпечаток таинственности, свое имя и судьбу он открывает лишь на смертном ложе, рассказывая о давнишнем преступлении и искуплении содеянного.

О реалистических тенденциях свидетельствовало пронизывающее поэму чувство историзма, которое проявлялось — опять — таки в отличие от «Дзядов» — не в историко — философских построениях и предсказаниях, а в трезвости взгляда на недавнее прошлое. С. Ворцель, демократ, друг Герцена, назвал это произведение «могильным камнем, положенным рукою гения на старую Польшу». Неминуемы, по Мицкевичу, не только смена поколений, но и замена отживших понятий новыми, изменение облика нации. Поэма стала свидетельством перемен в польском общественном сознании: замены старошляхетских, «сарматских» представлений о родине, своем сословии, нормах поведения человека понятиями нового времени, патриотизмом, связанным с заботою о судьбах нации в целом.

Патриотический замысел определил и отношение поэта к событиям 1812 г., изображенного как время радостного подъёма и надежд, охвативших польских патриотов. Здесь сказалось и обаяние «наполеоновской легенды» (в Польше имевшей долгую жизнь, питавшейся верой в то, что Наполеон якобы намеревался дать полякам свободу), и стремление Мицкевича создать книгу вдохновляющую и ободряющую, уверить современников в их способности возродиться и сплотиться в вольнолюбивом порыве.

Мицкевич с середины 30‑х годов с крупными произведениями более не выступает. Наиболее успешно новые для литературы проблемы и жанры разрабатываются в творчестве другого великого романтика, Юлиуша Словацкого (1809–1849), который тоже полжизни провел в эмиграции. Детство его прошло на Волыни (отец был профессором лицея в Кременце) и в Литве. После окончания Виленского университета Словацкий служит в Варшаве, в дни восстания публикует патриотические стихи, которые сделали его имя известным. В 1831 г. поэт выезжает с поручением повстанческих властей за границу и навсегда остается на чужбине (живет во Франции, Швейцарии, совершает путешествие в Италию, Грецию, на Ближний Восток). При отсутствии необходимого контакта с читателем и поддержки со стороны критики он упорно и много работает, одну за другой выпускает новые книги, пока преждевременная смерть от чахотки (в Париже) не прерывает его подвижнический труд.

Переходного периода в творчестве Словацкого не было: он сразу выступает как убежденный романтик. В центре поэтических повестей, писавшихся еще на родине, изданных в 1832 г. за границей и успеха не имевших («Гуго», «Монах», «Араб», «Ян Белецкий», «Змей»), герой «общеромантического» типа, отверженный и таинственный (ощутимо здесь влияние «восточных» поэм Байрона). Эмигрантский период открывается поэмой «Ламбро» (1833), которая стала откликом на неудачу восстания, осуждением нерешительных и малодушных. Поэма «Час раздумья» (1833), расчет с поэтической юностью, с миром самоуглубленной рефлексии, с «болезнями века», губящими молодые души, стала попыткой проникновения в сферу человеческой психологии. Представление о равносложности и равнозначности личного «я», взятого в богатстве внутренней жизни, целому мирозданию польскими романтиками в полной мере разделялось.

В последующем у Словацкого заметен отход от жанра поэтической повести. Лиризм, основанный исключительно на глубине поэтического чувства, лег в основу поэмы «В Швейцарии» (опубл. 1839). Лирический пейзаж, в котором стирается грань между субъективным и объективным, одухотворенность, связанная с раскрытием внутреннего мира рассказчика, превращается в поэтическую симфонию восторженной любви. Поэма «Отец зачумленных» (1839) была навеяна впечатлениями от поездки на Восток, но пленявшая современников ориентальная экзотика в ней отсутствует: важнее для автора простота, психологическая достоверность, — и он ограничивается передачей скорбного рассказа старого араба, потерявшего семью во время чумы.