Том 6. Литература первой половины XIX в.

Поэзия Словацкого не нашла у современников благожелательного приема. Литературным противникам поэт ответил в поэме «Беневский» (1841), где продемонстрировал остроумие и изобретательность, легкость и мелодичность стиха, всестороннее использование возможностей поэтического языка. Сюжетная основа (времена Барской конфередерации 1768 г.) не играла в поэме главной роли: равноправным с нею был другой пласт действительности — недавнее восстание и эмиграция. Важнейшее место заняли в тексте лирические отступления, где автор отстаивал свое право как художника идти избранным путем, не приспособляясь к вкусам литературных кругов, не подчиняясь эмигрантским программам, но постоянно сверяясь с чаяниями народа. В содержании поэмы заметную роль играют язвительная полемика с клерикалами, сторонниками аристократии, а также иронические выпады в адрес демократов, чьи взгляды представлялись автору недостаточно радикальными. Был продолжен также спор с Мицкевичем, в котором Словацкий настаивал на верности своего пути («народ пойдет за мной»). Ощутимы в поэме авторское стремление к простоте, к сближению с действительностью, неудовлетворенность романтическим индивидуализмом, дегероизация ряда персонажей (в том числе заглавного героя).

Повальное увлечение эмигрантов мистицизмом не обошло в 40‑е годы и Словацкого, но не убило в нем поэта. К секте Товяньского он примыкает на очень короткое время, а затем пытается разработать свою «философию духа», пронизанную стремлением осмыслить мировое развитие, подчеркивая его универсальность и непрерывность («дух», разрушитель и созидатель, проходит сквозь множество все более совершенных фаз — воплощений), закономерность гибели старых форм и сотворения новых. Во второй половине 40‑х годов, до самой смерти, Словацкий работает над историко — философской поэмой «Король — Дух», одним из самых оригинальных творений польского романтизма. В рапсодах поэмы он хотел дать синтетическое изложение нового взгляда на мир, рассказав начиная с генезийской прастадии, с предславянской сказочной древности о разных эпохах польского бытия, воплощенных во властителях, их грехах и заблуждениях, в реализации ими нравственно — политических идей. Возвышение народа, идущего к вечному свету («солнечному Иерусалиму»), — это, согласно эпосу Словацкого, плод работы целых «колонн» всякого рода духов, причем особое предназначение выпадает на долю «королей — духов», вождей, водителей, вдохновенных певцов. Сплавляя историческое значение с мифом, фантастикой, религиозными верованиями, лирическое «я» сливая с героями (каждый из них воскресает в преемнике) и одновременно сказителями рапсодов, поэт творит эпос космического размаха, красочной сказочности, эпос, воплощающий в себе идею неуклонного (то замедляющегося, то стремительно динамичного) развития природы и человечества.

И в отмеченных мистическим настроением произведениях 40‑х годов Словацкий говорит о социальных конфликтах, о народной ненависти к угнетателям (драма «Серебряный сон Саломеи», 1844). Подчас новые взгляды автора вообще не отражаются в художественном замысле: такова неоконченная драма «Фантазий» (ок. 1845), пародия на мечтательно — пассивный, ставший уже ходульным романтизм и гротескное изображение польской шляхты на Украине, эгоистической, живущей материальными заботами (ей противопоставлены повстанец, в прошлом командир крестьянского отряда, и русский майор, бывший декабрист). В лирике Словацкого появляются новые качества (космическая масштабность, тяготение к тону пророчеств и видений). 1845 годом датируется лучшее из произведений польской революционно — демократической поэзии — «Ответ на „Псалмы будущего“». Обличая классовую слепоту апологета шляхты, его страх перед народной революцией, поэт призывает верить в смысл истории, в обновляющую работу «Духа — вечного революционера», в «новые формы» жизни, которые могут рождаться в переворотах и кровавых войнах. Выступая от имени нового революционного поколения, «сильных» и «молодых», он заявляет своему противнику в полемической схватке: «Мы станем на пути твоего, полного трупов, Харонова челна».

Резкую конфликтность в изображении действительности польские романтики утверждали широкопланово: применительно к человеку, к межчеловеческим отношениям, к человечеству в целом. Именно наличие противоборствующих начал было гарантией, что бытие отнюдь не статично, что в упадке и страдании заложено возрождение, что временно торжествующее таит в себе собственную гибель. Это справедливо не только по отношению к революционно настроенным художникам. Подчас и социальный консерватизм не был препятствием для постановки острых проблем. Примером может служить творчество Зыгмунта Красиньского (1812–1859), в котором приверженность к шляхетской традиции социальную зоркость по — своему обостряла.

Красиньский эмигрантом по своему положению не был. Но с юных лет он жил за границей, в Польше бывал лишь наездами и свои сочинения издавал анонимно. Его отец получил от Наполеона генеральство и графский титул, а затем стал ревностным слугой царской монархии. Деспотически распоряжаясь судьбой Зыгмунта, запретив ему какое бы то ни было сближение с патриотическими кругами, он определил и общественную позицию поэта, боявшегося превращения национальных восстаний в социальный переворот.

Лучшее в творчестве Красиньского — драмы философско — исторического содержания. Его «Небожественная комедия» (1835) написана прозой, в «открытой» драматической форме. Пользуясь фрагментарной композицией, автор добивается экономии словесно — образных средств, почти целиком отказывается от бытовых деталей, локально — событийной конкретизации, от характерологической индивидуализации персонажей. Главный герой драмы, граф Генрик, — поэт и аристократ, человек, обреченный на трагическую гибель, ибо он выступает носителем поэтического и рыцарского идеала в мире материально — низменном. В первых двух частях основным конфликтом является столкновение поэтической личности с прозою частной жизни. В третьей и четвертой частях изображена трагедия общественная, столкновение современного Красиньскому века грубых материальных стремлений с феодально — рыцарской традицией. Красиньский изображает битву между аристократией и демократией, которая, по его мнению, должна произойти в ближайшем будущем. Он симпатизирует аристократии, но предоставляет слово и обвинителям старого мира, говорит о малодушии и обреченности потомков феодальной знати. Будущее социальное потрясение он рисует в тенденциозном духе, но изображает не как заговор, не как слепой бунт, а как переворот, в корне меняющий облик общества, имеющий моральные обоснования, организованный и выдвигающий вождей, не противоречащий истории, а в определенной степени санкционированный ее законами (которые, по Красиньскому, равнозначны воле Провидения, «божественному плану мира»). Революцию Красиньский изображает как борьбу притесненных, бедных, бесправных против богатых, властвующих, высокородных. Материалом ему послужили исторические работы о Великой французской революции, труды сенсимонистов, но он не проглядел и социальных выступлений новейшего времени, таких, как лионское восстание 1831 г. Толпа восставших требует в драме «хлеба, заработка, дров на зиму, отдыха летом», провозгласив лозунг: «Смерть господам», добавляет: «Смерть купцам».