Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Именно в этот период (в 1908 и последующие годы) Струве наладил тесные рабочие контакты с московскими предпринимательскими кругами, поддерживающими «мирнообновленцев», особенно с П.П. Рябушинским, который, по-видимому, полностью подчинился его интеллектуальному влиянию. Рябушинский и его соратники понимали, что для обеспечения намеченных ими политических целей они нуждаются в содействии интеллектуалов, в первую очередь специалистов по экономике. Пытаясь создать форум, на котором эксперты могли бы общаться с предпринимателями, Коновалов и Рябушинский организовали в своих роскошных московских особняках встречи, получившие известность как «экономические беседы». Эти собрания начались в апартаментах Коновалова на Поварской улице, а потом переместились в дом Рябушинского на Пречистенском бульваре. Среди ученых, регулярно принимавших участие в подобных мероприятиях, можно отметить экономиста и ректора Московского университета А.А. Мануйлова, историка экономики М.М. Ковалевского, юристов П.И. Новгородцева и С.А. Котляревского, историка П. Г. Виноградова и богослова С.Н. Булгакова (получившего экономическое образование). Струве неизменно присутствовал в тех случаях, когда его визиты в Москву совпадали с датой очередного заседания. По мере того как беседы приобретали все большую славу, на них стали появляться и правительственные чиновники среднего звена. Посиделки, объединявшие профессоров, капитанов промышленности и бюрократов, привлекали пристальное внимание прессы, а это, в свою очередь, заставляло радикальные издания сетовать на то, что столь широкая огласка обеспечивает русской буржуазии ореол респектабельности в глазах молодежи.

Коновалов, которому, вероятно, и принадлежала идея экономических бесед, оценивал их назначение вполне практически. Он надеялся, что эти мероприятия помогут «выяснить условия, необходимые для развития хозяйственной жизни страны, совместными силами людей практического опыта и представителей науки» [24]. По мнению Рябушинского, участники дискуссий составляли нечто вроде политического клуба, из членов которого будут призваны лидеры России. Но, несмотря на политическое значение бесед, их инициаторы в основном избегали открытых политических дебатов, не желая провоцировать внутренние разногласия.

Раз в месяц, а иногда и чаще, под аккомпанемент столового серебра и чайной посуды, ученые представляли доклады по экономической проблематике. Как свидетельствует один из очевидцев, профессора обычно пользовались своими университетскими записями, а предприниматели, ошеломленные эрудицией собеседников, обращались в слух [25]. Трудно сказать, чем конкретно мужи науки обогащали мужей дела. Но вместе с тем очевидно, что в ходе бесед рождался тот дух, который помогал бизнесменам расширить горизонты и осознать себя авангардом прогресса. Подобное чувство, в свою очередь, подталкивало предпринимателей к политическим выступлениям, иногда довольно смелым. В феврале 1911 года, к примеру, в ответ на введение новым министром образования Л.А. Кассо репрессивных мер в отношении Московского университета, Коновалов распространил среди своих друзей адресованную этому чиновнику петицию протеста, под которой подписались 66 предпринимателей [26]. Данная акция стала, пожалуй, первым случаем в российской истории, когда деловое сообщество попыталось защитить интеллигенцию от монархии. Примерно в то же самое время другая группа бизнесменов, объединенная в Общество фабрикантов и заводчиков московского района, вручила министру финансов Коковцову письмо, в котором высказывался протест против дискриминации евреев, — акт, для русской буржуазии столь же беспрецедентный, поскольку она всегда болезненно воспринимала конкуренцию со стороны еврейского бизнеса и была в значительной степени ответственна за введение черты оседлости [27].

Струве тоже участвовал в экономических беседах; более того, он фактически открыл их лекцией «Народное хозяйство и интеллигенция», прочитанной 15 ноября 1908 года [28]. В своем выступлении он упрекал русскую интеллигенцию в недоверии к капиталистам и капитализму, которое приписывал интеллигентской озабоченности «распределением» в ущерб «производству». Он призывал интеллектуалов ценить важность высокой производительности труда, а также стимулирующей ее культуры. Кроме того, Струве предлагал промышленникам и торговцам выйти за узкие рамки классовых интересов и начать мыслить национально. Еще одну лекцию, которая называлась «Развитие производительных сил страны», он произнес 18 апреля 1909 года [29].

Призывы к воссоединению науки и капитала и более активному вовлечению буржуазии в политическую жизнь, которые звучали в салонах Коновалова и Рябушинского, не встречали поддержки ни справа, ни слева. Речь с издевкой писала о «братании миллионов и науки»: «все те же лица ученых и миллионщиков за уставленными сладостями и фруктами столами» [30]. Радикальная пресса в свойственной ей бесшабашной манере раздувала подобные нападки. У правой печати экономические беседы также не пользовались расположением. Привычно усматривая повсюду еврейский заговор, она призывала русских предпринимателей отвергнуть увещевания евреев и их прислужников-интеллектуалов и не ввязываться в политику. Ведущий политический комментатор Нового времени, неподражаемый Меньшиков, для которого жизнь была непрекращающейся борьбой сил света, представляемых автократией, и сил тьмы, олицетворяемых евреями, крещеными евреями и их сторонниками, возмущался «жидокадетским раздражением против власти», вносимым в ряды московских предпринимателей [31].

Важным итогом сотрудничества академиков и бизнесменов стал изданный на деньги Рябушинского (и при тесном содействии Григория Трубецкого) двухтомник «Великая Россия: сборник статей по военным и общественным вопросам». Его авторы анализировали военные проблемы страны в политической и экономической перспективе. Милитаристский и империалистический пафос «Великой России» произвел сильное впечатление на деловое сообщество, не привыкшее к тому, чтобы его воспринимали как фактор российской военной мощи [32].

Струве выступил в сборнике с программной статьей «Экономическая проблема “Великой России”» (#416), в которой анализировались взаимоотношения между богатством страны и ее военным потенциалом. Он утверждал, что в настоящее время способность вести войну должна измеряться не живой силой, которую государство готоЬо выставить на поле боя, а экономической мощью. Последнюю, в свою очередь, вполне в духе своей экономической теории, он предпочитал определять в объемах не столько промышленного производства, сколько капитала и дохода. «Чем выше экономическое развитие страны, тем — при прочих равных условиях — выше ее боевая готовность, и тем значительнее та сила, которую данная страна может развить в военном столкновении» [33]. Сегодня такое заявление кажется до банальности очевидным, но в предвоенной России это было далеко не так. Влиятельное течение военной мысли придерживалось противоположной доктрины: экономически развитые страны, по мнению его сторонников, внутренне настолько зависят от импорта, что военные неурядицы, которые легко смогут преодолеть относительно отсталые и экономически самодостаточные страны типа России, для них окажутся непосильными [34]. Струве новаторски отверг эту распространенную позицию. По его мнению, война влияла на экономику куда меньше, чем экономика на войну, а российская экономическая немощь была источником военного упадка.