Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Сделавшись в августе 1910 года единоличным руководителем Русской мысли, Струве был озабочен поисками способного литературного редактора. Прежде Мережковский более или менее справлялся с этими обязанностями, но зимой 1908–1909 годов между двумя литераторами вспыхнул острый конфликт. Поводом послужило эссе Александра Блока «Россия и интеллигенция», представлявшее собой сокращенную версию лекции, с которой автор выступил в ноябре 1908 года перед Религиозно-философским обществом. Струве был недоволен этим произведением, которое считал «наивным» и которое на деле, будучи прочитанным сегодня, кажется излишне претенциозным и весьма путаным. Однако Мережковскому статья понравилась; он настаивал на ее публикации, а когда Струве использовал свое право вето, заявил об уходе из журнала [47]. После этого разрыва на посту литературного редактора Русской мысли довольно быстро сменились несколько человек, включая Лурье и Ю. Айхенвальда, но ни один из них не справлялся с обязанностями должным образом [48]. И тогда Струве вновь вспомнил о Брюсове.

К концу 1908 года Брюсов устранился от активного участия в работе редакционного совета Весов. Узнав об этом, Лурье организовал его встречу с сотрудниками Русской мысли. Впечатления от знакомства со Струве поэт кратко описал в своем дневнике: «Знакомство с П.Б. Струве. Человек оригинальный… Меткие слова. А.А. Кизеветтер, — торная, удобная, хорошая дорога. Лурье — талантлив в меру» [49].

В результате всех этих переговоров Брюсов принял приглашение присоединиться к редакции Русской мысли на правах «постоянного автора». Это означало, что его имя было внесено в платежную ведомость. С января 1909 года новые стихотворения Брюсова печатались в основном в Русской мысли.

Во многих отношениях Брюсов казался идеальным кандидатом на пост литературного редактора. Известный поэт и основатель русского символизма, он был также выдающимся литературным импресарио. Работа в Весах, ярко продемонстрировавшая его редакторские способности, позволила ему наладить контакты с ведущими российскими и зарубежными писателями. В то время он был близок к Струве и по политическим взглядам: не случайно наиболее благожелательная рецензия на сборник «Вехи» появилась именно в Весах.

В начале августа 1910 года Струве предложил Брюсову возглавить литературно-критический отдел Русской мысли [50]. Условия соглашения были урегулированы во время приезда Струве в Москву 21–22 августа 1910 года, после чего Брюсов незамедлительно и энергично приступил к работе. Он разослал приглашения выступить на страницах Русской мысли ведущим авторам Весов (в декабре предыдущего года этот журнал прекратил свое существование), а также крупным западным писателям, включая бельгийского поэта Эмиля Верхарна, весьма популярного в России. Брюсову очень хотелось привлечь к делу и Блока, который был в обиде на Струве после истории с его статьей об интеллигенции. Кроме того, Брюсов выполнял и другие редакционные обязанности: в частности, регулярно печатался в разделах «Литература и искусство», «В России и за границей» и совместно с Кизеветтером и Гершензоном помогал готовить «Материалы по истории русской литературы и культуры». Летом и осенью 1910 года он вел активную переписку со Струве, добиваясь (как правило, успешно) одобрения последним своих многочисленных инициатив. Будучи от природы несамостоятельным человеком, Брюсов советовался со Струве по любому поводу.

Сказанное касалось и политики. Позже, переметнувшись к левым (в 1918 году Брюсов стал одним из немногих известных в России писателей, вступивших в коммунистическую партию), Брюсов пытался скрыть свое политическое прошлое, заявляя, что у Струве он был чуть ли не техническим редактором и, следовательно, не нес ни малейшей ответственности за политическую ориентацию Русской мысли. Уже в 1916 году, добиваясь места в редакции Летописи — литературного журнала, издаваемого Максимом Горьким, он говорил, что не разделял «общественно-политических взглядов» Русской мысли, и пытался свести к минимуму свою причастность к журналу, утверждая, что мог лишь «до некоторой степени влиять на художественную часть» этого издания [51]. Даже в период полноценного сотрудничества с Русской мыслью он в частной переписке называл его «странным прибежищем» [52]. И в то же время со Струве он говорил совершенно по-иному. В 1911 году, принимая в подарок экземпляр книги « Patriotica » — собрания политических статей Струве за 1907–1910 годы, пронизанного националистическими и империалистическими мотивами, — он благодарил автора в записке, содержавшей следующий пассаж: «Вы знаете, что я (хотя и не вникаю особенно тщательно в вопросы государственные и политические) стою приблизительно на тех же позициях, какие защищаете Вы. Поэтому меня очень интересует, что будут говорить Ваши критики (“слева”, конечно) и как будут опровергать то, что мне кажется явным и неопровержимым»» [53].

Впрочем, какой бы ни была гражданская порядочность Брюсова, он оставался блестящим литературным редактором. Он привлек в журнал не только известных авторов, но и молодые таланты нового поколения. Среди последних была, в частности, Анна Ахматова. Число подписчиков начало расти. Струве, весьма довольный работой Брюсова, поднял ему жалованье и расширял его полномочия по управлению московской редакцией до тех пор, пока тот фактически не занял пост ответственного секретаря журнала.

Единственное серьезное расхождение между Струве и Брюсовым имело место в 1912 году. Поводом для него оказался новый роман Андрея Белого «Петербург», который Струве принял, но, найдя слишком вызывающим, отказался печатать, вопреки рекомендациям Брюсова.

Белый задумывал «Петербург» в качестве продолжения «Серебряного голубя», впервые опубликованного в Весах и составлявшего вторую часть трилогии «Восток или Запад». В начале 1911 года писатель получил от Струве аванс в тысячу рублей, в котором остро нуждался, но за роман вплоть до осени не садился и завершил его лишь за пару месяцев лихорадочной работы. В январе 1912 года рукопись была передана в Русскую мысль.

В этом романе Белый попытался проделать с прозой то же самое, что символисты делали с поэзией: образы- вспышки и звуки-взрывы были обращены не к интеллекту, но к чувствам читателя, и должны были породить отклик, для классического произведения совсем нетипичный. «Петербург» оказался неоспоримо новаторской работой, в связи с чем его часто сравнивают с «Улиссом» Джойса, появившимся десятью годами позже. Содержание, однако, было весьма эклектичным. Здесь всего понемножку: видения бюрократического Петербурга — от Гоголя, тема отцеубийства — от Достоевского, приближающиеся орды монголов — от Соловьева; время от времени появляется даже Христос, а вслед за ним, как в пушкинском «Медном всаднике», и статуя Петра работы Фальконе. Действие романа приходится на революционный 1905 год. В главную интригу вовлечены видный сенатор, персонифицирующий бездушную бюрократию, и его сын, представляющий революционеров-нигилистов. Агент полиции, скрывающийся под маской революционера, приказывает молодому человеку убить отца бомбой, запаянной в жестянку из-под сардин. Бомба взрывается в пустой комнате, никому не причинив вреда, но породив острый конфликт между отцом и сыном. Мораль повествования выявить довольно сложно. Белый, вероятно, пытался отождествить силы реакции и революции, представив их в равной степени деструктивными и нигилистическими: «Холодом смерти веет и от старого, гибнущего мира и от нового, несущего с собой гибель» [54]. Он стремился создать атмосферу отчаяния и мрачных предчувствий, но это не слишком удалось из-за излишней увлеченности техникой слова и литературными эффектами.