Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Но как быть в таком случае со свободой? Из какого источника приходят к нам исповедуемые нами идеалы и какие силы вызывают они к жизни? По сути своей они являются реалиями психологического порядка: «Говорят — и я тоже говорил это, — что научный коллективизм выводит свой идеал из социально-экономической действительности. Это верно и в то же время неверно. Идеал, конечно, вырос из условий действительности, как это всегда бывает со всеми идеалами, но для каждого действующего субъекта, сознательно строящего идеал, и для массы, стихийно или тоже сознательно к нему стремящейся, он представляет психологическое prius по отношению к действительности и действующим в ней силам. В научном исследовании этой действительности идеал ищет лишь признания за собой реальности и необходимости. Таков и был действительный ход развития современного коллективизма от утопии к науке. Идеал остался неизменным, изменился лишь взгляд на условия его реализации. Сам же идеал стоит вне науки или, если хотите, выше ее, хотя и нуждается в научной санкции….

Но, повторяем, необходимость идеала, о которой идет у нас речь, относится к будущему и, в частности, к будущим человеческим действиям. И я утверждаю, что в этой области эмпирически-реального мира сколько-нибудь цельное представление о будущем не может быть окрашено сплошь в цвет необходимости. Логически, конечно, все будущее также предетерминировано, как прошлое детерминировано. Но в предетерминированном будущем, в котором участвуют наши действия, есть всегда белое пятно, которое воля и свободная деятельность могут закрасить по своему усмотрению. Психологическое сознание, деятельно обращенное к будущему, всегда оперирует с тем смешением свободы и необходимости, которая невыносима для логического сознания. Это смешение — необходимое выражение не просто недостаточности научного познания, а того более глубокого и основного факта, что ни человеческая жизнь, ни человеческое сознание не исчерпываются познанием, опытом, наукой. «Welt und Leben — говорит прекрасно Риль — konnen nie rein in die Wissenschaft aufgehen». На двух направлениях сознания основана сама возможность жизни и деятельности» [380].

Струве заключил свои рассуждения таким утверждением: «Материалистическое понимание истории не претендует давать ответ на вопрос: что делать? Этот вопрос решается в другой инстанции — интересов и идеалов, оно говорит лишь: как делать» [381].

После ответа Булгакова на его статью Струве написал еще одну — «Еще раз о свободе и необходимости», в которой изложил иной взгляд на свободу — как на психологический феномен. «Значит, скажут мне, свобода есть иллюзия. Да, с точки зрения опыта — несомненная иллюзия, но с точки зрения деятельности живой личности — столь же несомненная действительность. Противоречие между познанием и жизнью является для тех, кто желает выразить всю жизнь в терминах познания. Это невозможно, ибо для познания свобода — лишь «голая идея», а для жизни она — неопровержимый факт, и ее идея — огромная действенная сила» [382].

С точки зрения марксиста и социал-демократа такое заявление было заметным отступлением от догмы. При всей своей закамуфлированности смысл этого рассуждения был достаточно ясен: во-первых, моральные ценности превалируют, и следовательно, они независимы от экономической и социальной среды; во-вторых, с помощью только законов необходимости реальную жизнь описать невозможно. Тем самым на «экономический детерминизм» производилась двойная атака: подвергалась сомнению его способность объяснить и то, каким образом вещи детерминируются, и то, почему они должны быть детерминированы. Спор с Булгаковым на мгновение приоткрыл один из аспектов эволюции, которая шла в сознании Струве со времени написания «Критических заметок». Этот спор со всей очевидностью обнаружил, что Струве эволюционирует в сторону философского идеализма, о приверженности которому он открыто заявит через три года. Сам он позднее будет рассматривать этот спор в качестве события, зафиксировавшего его разрыв с позицией Маркса по поводу свободы и необходимости [383].

Познакомившись с материалами дискуссии между Струве и Булгаковым, Плеханов сильно расстроился. Большой поклонник Энгельса и последовательный экономический детерминист, он с трудом сдерживал раздражение, вызванное тем, что Струве назвал философские взгляды Энгельса «материалистической метафизикой», тем самым выразив мнение, несовместимое с марксизмом. В одном из личных разговоров жена Плеханова пожаловалась, что под влиянием Струве петербургская молодежь просто помешалась на Канте [384]. Однако не желая разрушать «единый фронт», Плеханов сдержал себя.

Первые номера Нового слова , выпущенные под патронажем марксистов, проходили цензуру без особых осложнений; возможно, отчасти это объяснялось тем, что Семенов регулярно давал цензорам взятки [385]. Трудности начались с ноябрьского номера, из которого проявивший повышенную бдительность цензор приказал убрать несколько статей, в том числе идущий под рубрикой «Текущие вопросы» очерк Струве, посвященный недавно принятому рабочему законодательству. Декабрьский номер был полностью конфискован и так и не поступил в продажу [386].

В отношении Нового слова у властей были свои, пока еще скрытые планы. 10/22 декабря 1897 года коллегия министерства подняла вопрос о перерегистрации журнала и временно приостановила действие лицензии, объясняя это тем, что в журнале печатаются подстрекательские статьи, которые в результате широкого распространения этого издания могут вызвать волнения в стране [387]. В конечном итоге спустя десять месяцев с того момента, как социал-демократы получили контроль над Новым словом , журнал был закрыт.

Отстраненный от редакторской работы, Струве всю свою неуемную энергию немедленно направил в область научных исследований. Однако перед тем, как мы обратимся к этой теме, нам необходимо осветить важный эпизод его жизни, имевший место в феврале 1898 года.

Зимой 1897-98 годов несколько действовавших в России подпольных социал-демократических организаций решили созвать Всероссийский съезд, чтобы основать на нем Социал-демократическую партию. Историки до сих спорят, кто был инициатором созыва этого съезда: одни считают, что инициатива исходила от связанной с Рабочей газетой киевской группы, другие приписывают это еврейскому Бунду в Вильно, третьи — петербургскому Союзу борьбы за освобождение рабочего класса [388]. Именно эти организации договорились встретиться 1/13 марта 1898 года в Минске.

В процессе подготовки к съезду его организаторы решили выпустить манифест, в котором в краткой форме содержались бы принципы и цели создаваемой ими партии. Киевляне предложили текст, написанный одним из членов их группы, но он не понравился представлявшему петербургский Союз борьбы Степану Радченко и был отклонен [389]. В свою очередь Радченко внес предложение — поручить Струве написать другой вариант манифеста. Киевляне колебались: им казалось, что это следует поручить Плеханову, но Радченко заручился поддержкой бундовцев и где-то в феврале 1898 года получил полномочия договориться со Струве относительно написания манифеста. Струве согласился.