Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Единственным верным выводом из теории экономического детерминизма, продолжает Струве, является вывод о том, что производительные силы и социальное устройство находятся в состоянии «постоянных частичных столкновений и согласований»: как только общественные институты начинают колебаться под воздействием изменений в способе производства, начинается их пересогласование, устанавливающее новый баланс. Несоответствие между ними никогда не бывает настолько большим или значительным, чтобы привести к социальному взрыву. Поэтому процесс исторического развития идет не в сторону интенсификации социальных конфликтов (это противоречило бы принципам экономического детерминизма), но в сторону их постепенного сглаживания. Это видно на примере способа, с помощью которого капиталистическое общество постепенно приспособилось к появлению рабочего класса и социал-демократии. Общественный прогресс гораздо чаще движется путем постепенной эрозии консервативного сопротивления, чем путем обострения противоречий, ведущего к социальной революции.

«С теоретической точки зрения концепция социальной революции не только неверна и бесполезна — она вводит в заблуждение. Если термин «социальная революция» и был введен для обозначения полного переворота в общественной системе, то для современного сознания он может обозначать только постепенный, продолжительный процесс общественных трансформаций. Даже если краеугольный камень в этот процесс должен быть заложен политической революцией, то элемент, ответственный за развитие этого процесса, в конечном итоге не связан с политической революцией и прекрасно может быть воспринят без оной» [459].

Конечно, всегда остается возможность посредством coup d’état провозгласить «диктатуру пролетариата», к чему призывают якобинцы и бланкисты. В марксистской теории вообще весьма силен якобинско-бланкистский элемент, поскольку Маркс верил в «чудо политического восстания пролетариата». [460]Но захватить власть еще не значит совершить революцию: «[Диктатуры пролетариата] либо с избытком хватит для социального преобразования, либо вообще недостаточно. Чем ближе, по мере усиления рабочего класса, общество к социализму, тем меньше либо возможно, либо необходимо стремиться к диктатуре этого класса. Чем больше дистанция, отделяющая общество от социализма, тем в меньшей степени насильственные средства по установлению «диктатуры» способны преодолеть эту незрелость общества и стать средством перехода к социализму» [461].

В силу того, что экономика и общество (или законодательство) находятся в состоянии «постоянных частичных столкновений и согласований», их взаимоотношения строятся на основе связи, устанавливающейся не между причиной и следствием, а между содержанием и формой. Здесь Струве был согласен со Штаммлером, который полагал, что экономика является содержанием этих отношений и обладает приоритетом, поскольку она всегда реальна, тогда как законы — далеко не всегда. (По этому поводу Струве заметил, что «бумажной» экономики не бывает, а вот «бумажных» законов — сколько угодно. [462]) Но, являясь содержанием, экономика не существует вне своей формы, то есть общества. Специфика этой связи не позволяет им развиваться с разными скоростями, и это является еще одним аргументом против теории социальной революции. Предположение, что экономика может развиваться в одном направлении, а общество — в другом, равносильно предположению, что душа и тело могут вести раздельное существование. Подобные убеждения Струве называл «историческим утопизмом».

Было бы лучше, если бы социалисты отказались от подобных утопических представлений и поняли, что капитализм сам по себе шаг за шагом незаметно трансформируется в социализм. И с исторической точки зрения гораздо важнее не то, что разъединяет эти две системы, а то, что их объединяет. Только когда классовые конфликты снивелируются до полного исчезновения, тогда и только тогда социализм станет реальностью.

От критики теории социальной революции Струве перешел к критике теории обнищания. Пауперизацию он определяет как усиление эксплуатации рабочих, которая, по его мнению, осуществляется двумя основными путями: путем понижения заработной платы и путем повышения нормы прибавочной стоимости. Но поскольку факты говорят о том, что в капиталистических странах зарплата рабочих отнюдь не понижается, то первый путь исключается и остается второй — повышение нормы прибавочной стоимости. А оно, в свою очередь, достигается также двумя путями: путем увеличения продолжительности рабочего дня и путем повышения производительности труда. Но поскольку практика показывает, что продолжительность рабочего дня не удлиняется, а укорачивается, первый путь также исключается и остается второй — повышение производительности. Оно действительно происходит, но обычно сопровождается одновременным увеличением зарплаты, которое в значительной мере нивелирует потенциальный рост прибавочной стоимости. Более того, любая интенсификация производства имеет естественные границы, выйти за которые она не в состоянии. И если учесть все эти доводы, то становится ясно, что в действительности никакого процесса пауперизации не существует, да и не может существовать, а положение рабочего класса меняется не в сторону все большего обнищания и забитости, а в сторону постепенного приобретения им все большего политического и экономического влияния.

Но если даже допустить возможность существования некоего deus ex machina , пауперизирующего рабочий класс, то сама по себе пауперизация станет одним из сильнейших аргументов отнюдь не в пользу социализма, а против него. Ибо где же пауперизированным, то есть обнищавшим, огрубевшим и дегуманизированным рабочим массам взять те моральные и интеллектуальные ресурсы, которые необходимы для построения социалистического общества?

«Нельзя забывать, что для Маркса социализм означал культурное процветание в самом широком значении этого слова. В его понимании социализм должен был воспринять все достижения буржуазной культуры. Но до тех пор, пока прогрессирующая пауперизация масс являлась неоспоримым фактом и воспринималась как обязательный процесс, как тенденция, имманентно присущая существующему экономическому порядку, и речи не могло идти о социализме, который воспринял и стал бы развивать культурные достижения буржуазного общества. Если взглянуть на вещи реально, то становится невозможной не только взаимосвязь, но даже и одновременность процессов пауперизации и социополитического созревания рабочего класса, в ходе которого этот класс подготавливается к осуществлению самой грандиозной, какую только можно себе представить, социальной трансформации… Чем более угнетенным является пролетариат, тем больше от него требуется усилий для установления нового общественного порядка, и тем менее реальной становится сама возможность этого» [463].