Андрей Колганов - Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

Наконец, Разумов выступил со смелым предложением: «…Большую часть скота из обобществленных стад, который не может быть удовлетворительно освоен фермами, обратить на исправление перегибов, допущенных при обобществлении. От этого и колхозное животноводство и животноводство вообще только выиграют, ибо до сих пор хищническое обращение со скотом в обобществленных колхозных стадах являлось серьезнейшей причиной снижения поголовья» [827] XVII съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. С. 217. .

Контрастом к этим выступлениям звучали речи Сталина, Эйхе, Шеболдаева и ряда других делегатов, пытавшихся все недостатки в сельском хозяйстве списать на классового врага. Шеболдаев, в частности, приводя цифры хлебозаготовок на Северном Кавказе, — в 1930 году — 123 млн пуд., в 1931 году — 187 млн пуд., в 1932 году — 112 млн пуд., в 1933 году — 137 млн пуд., — объясняет падение заготовок в 1932 году кулацким саботажем [828] Там же. С. 148. . Но затем он сам приоткрывает истинную причину этого сокращения, когда сообщает, что в среднем на трудодень колхозник получал в 1931 году — 2,1 кг зерна, в 1932 году — 1,4 кг, в 1933 — 3,5 кг [829] Там же. С. 149. . (Напомню, что в среднем по стране в 1932 году на трудодень давали 2,3 кг зерна). Это означает, что для того, чтобы обеспечить в 1932 году даже такую заготовку зерна, которая была почти на 40 % ниже прошлогодней, у крестьян отняли 1/3 и без того низкой прошлогодней нормы потребления, оставив им зерна на 40 % меньше, чем в среднем по Союзу. Вместо того, чтобы поддержать крестьян в неурожайный год, их стали терроризировать чрезвычайными мерами. И после этого Шеболдаев приносит благодарность комиссии Кагановича, немало поусердствовавшей для такого ограбления крестьян Северного Кавказа! (Более детальный анализ экономических условий в сельском хозяйстве, сложившихся в 1932-33 годах, дан в предыдущей главе).

Критические выступления на XVII съезде не превратились в открытую полемику между сторонниками прекращения репрессивного нажима на крестьянство и сторонниками раздувания «классовой борьбы» в деревне. Последующие политические события, когда террор обрушился на большинство делегатов XVII съезда, практически независимо от занятой ими позиции, отнюдь не способствовали урегулированию принципиальных вопросов аграрной экономики.

Целый ряд частных проблем, разумеется, так или иначе разрешался. В третьей пятилетке произошли некоторые сдвиги в области расширения возможностей материального стимулирования колхозников (которыми, впрочем, могли воспользоваться лишь экономически крепкие колхозы). В 1940 году был введен новый порядок планирования хлебозаготовок, несколько приближавший установление заданий по сдаче зерна к реальной хозяйственной ситуации [830] Коммунистическая партия в борьбе за упрочение и развитие социалистического общества (1937 год — июнь 1941 года). Документы и материалы. М.: Госполитиздат, 1962. С. 169-173. . В том же году на Украине были введены доплаты колхозникам за рост урожайности и продуктивности скота [831] Там же. С. 183-190. . СНК СССР рекомендовал распространить этот порядок и на другие районы страны.

Но сколько-нибудь существенные изменения в экономическом положении сельского хозяйства произошли лишь в 50-е годы. Все же, несмотря на глубокую деформацию экономических связей между промышленностью и сельским хозяйством, в третьей пятилетке начали сказываться те преимущества, которые связаны с переходом к крупному механизированному земледелию. В сельском хозяйстве происходил рост производительности труда. Хотя объемы производства продовольствия топтались в основном на месте, шел довольно быстрый рост производства технических культур — не в последнюю очередь благодаря экономически обоснованным ценам на эти культуры. И, кроме того, эти объемы производства достигались при сократившейся численности сельского населения. Если в 1926 году каждый крестьянин кормил, кроме себя, еще одного человека, то в 1939 году — более трех [832] Фигуровская Н. К. Указ. соч. С. 334. . Но сказать, что все это было достигнуто благодаря системе неэквивалентного обмена с деревней и бюрократического шаблона в планировании заготовок, значило бы пойти против исторической правды. Эта система, наоборот, подрывала эффект от преобразования социально-экономической и материально-технической основы аграрного сектора, глубоко искажая социалистические производственные отношения.

Сложившийся в советской экономике в 30-е годы хозяйственный механизм приводил к глубоким бюрократическим перекосам в формирующихся в советской системе производственных отношениях социализма. Сосредоточение хозяйственно-распорядительских функций в руках узкого круга руководителей, фактическая монополизация ими этих функций и значительная несамостоятельность широких кругов рабочего класса в осуществлении управленческих функций накладывали серьезный отпечаток на механизм реализации всех социалистических производственных отношений.

Особенно наглядно бюрократические деформации проявили себя в системе отношений планомерной организации общественного производства. Разумеется, на первой фазе коммунистического общества, в особенности тогда, когда не до конца решены еще некоторые задачи переходного периода, планомерность социалистического производства не может обеспечиваться через поголовное участие организованных трудящихся масс в совместной работе по налаживанию сбалансированного и пропорционального развития экономики, и тем самым непосредственную реализацию этими массами соответствия между результатами производства и их экономическими интересами. Ведущую роль в обеспечении планомерности неизбежно должна играть государственная система планомерного руководства экономикой. Но природа социалистических производственных отношений определяет необходимость работы этой государственной системы управления не как замкнутого и самодовлеющего механизма, а как системы, подконтрольной трудящимся массам и тем самым выражающей, в первую очередь, их интересы.

Бюрократизация же системы планового управления производством создает разрыв между плановым управлением и трудящимися, превращает их из субъектов управления, хотя бы отчасти принимающих участие в осуществлении некоторых его простейших функций (учет и контроль), в пассивные объекты управления. План превращается в систему всеобщей регламентации экономической жизни, а поскольку задания и цели этого плана создаются кабинетным «творчеством», за спиной непосредственных участников производства, постольку происходит фетишизация плана, как могущественной, но не подконтрольной большинству и не умопостижимой силы.