Женщины-легенды

Таков был конец этой женщины. Надписи с ее именем и ее великолепные статуи распорядились уничтожить…

Роды начались ночью. Стоны и крики Агриппины разносились по всему дому. В полумраке горящих свечей вокруг ложа роженицы суетились повитухи и рабыни. Их причудливо скользящие по стенам тени и приглушенные голоса создавали зловещее впечатление блуждающих душ в подземном Орке. Но вот забрезжил серый рассвет, небо на востоке стало розоветь, и наконец из-за горизонта стал всплывать багровый диск зимнего солнца. Лишь только первые лучи солнечного света достигли земли, раздался плач младенца. «Мальчик!» — радостно воскликнула повитуха. Вслушиваясь в тонкий голосок новорожденного, присутствовавшие воздали хвалу божеству Ватикану, покровителю первого крика ребенка. Повитуха, подняв высоко на рукщ младенца, показала его матери. Обессиленная Агриппина вглядывалась в этот маленький пищащий комочек живой плоти. Мальчик яростно сучил ручками и ножками, розовое тельце его было в каких-то пятнах, редкие рыжие волосы на головке в низких лучах восходящего солнца казались золотыми.

«Настоящий Агенобарб», — подумала Агриппина. По родовому преданию ее мужа, когда-то божественные близнецы коснулись щек его дальнего предка, и от этого волосы на лице пращура стали медно-рыжими. Воспоминание о муже вызвало у нее прилив ненависти — этот распутник и скандалист принес ей немало горя…

Замуж за Гнея Домиция Агенобарба, снискавшего в Риме репутацию гнуснейшего человека, Агриппина была выдана по воле императора Тиберия. Много бед вытерпела дочь прославленного Германика от Тиберия. К счастью, ей не пришлось разделить печальную участь матери и двух старших братьев. Но Тиберий уже мертв, а на императорском престоле брат Агриппины Гай, прозванный Калигулой. Может быть, это изменит ее судьбу? Может быть, участь ее сына будет иной, чем у матери, и он восславит ее своими делами?..

Принимавший от друзей поздравления по случаю рождения наследника Домиций вдруг объявил, что от него и его супруги Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества. На восьмой день после родов, в положенный день очищения, Домиций поднял младенца с земли, официально принимая его таким образом в семью, и новорожденный получил имя. По просьбе Агриппины дать имя должен был император Калигула. В насмешку он предложил назвать ребенка именем своего дяди Клавдия, который был посмешищем всего двора и о котором в свое время его мать, желая кого-либо оскорбить, говорила: «глупей моего Клавдия». Мальчика все же назвали Луцием, однако зловещая шутка сбылась через 13 лет, когда усыновленный уже императором Клавдием мальчик был принят в его род и получил имя Нерон. Пройдут еще годы, и сбудутся слова его отца: люди с содроганием и ужасом будут произносить это имя, а Нерон станет убийцей своей матери…

Но в тот день (восемнадцатый до январских календ [49] Календы — в римском календаре первые дни каждого месяца. ) 37 года н. э. в приморском городе Анции, неподалеку от Рима, когда у Агриппины и Домиция родился рыжеволосый мальчик, ничто не предвещало будущих бед. Даже античные историки, любившие находить всякого рода знамения и предзнаменования, на сей раз ничего о них не сообщают.

Измученная родами Агриппина набиралась сил. Вероятно, она была полна радужных надежд, ведь казалось, что с провозглашением ее брата императором злоключения уцелевших потомков Германика закончились.

Едва ли Агриппина помнила своего отца. Он умер от яда сирийского наместника, когда ей было всего четыре года. И вряд ли в ее памяти остались картины военных лагерей, где вместе с матерью, сопровождавшей отца в походах, прошло ее младенчество. Агриппина и родилась в военном лагере во время похода на германцев (позднее на месте этого лагеря будет основана в ее честь римская колония, ныне это город Кёльн). В юности она лишилась братьев Нерона и Друза, в ссылке покончила с собой ее мать. В живых из девяти детей Германика и Агриппины Старшей оставались лишь Гай Калигула и трое дочерей — сама Агриппина, Друзилла и Юлия Ли-вилла. Тиберий, который по распоряжению Октавиана Августа усыновил отца Агриппины Германика, став императором, сыграл пагубную роль в судьбах этой семьи. Уничтожив возможных претендентов на императорский трон из мужчин этого рода, за исключением Гая Калигулы, который ничем не выдавал обуреваемых его чувств даже после расправы с братьями и матерью, Тиберий позаботился и о судьбе своих внучек, подыскав им мужей. Для Друзиллы и Юлии выбор оказался удачным: первая была выдана за обходительного Луция Кассия, происходившего хотя и из плебейского, но древнего и заслуженного рода, вторая вышла замуж за мягкого характером Марка Виниция, дед и отец которого были консулами при Октавиане Августе. Эти свадьбы состоялись в 33 году н. э.

Агриппине же достался Гней Домиций Агенобарб из знатного сенаторского рода, внук Марка Антония и сестры Августа Октавии. Как старшая из сестер она была выдана замуж раньше — в 28 году н. э. Агриппине было тогда всего 13 лет, по римскому законодательству минимальный брачный возраст для девушек был определен в 12 лет. Свадьба праздновалась вначале на острове Капри (где за год до этого обосновался император Тиберий), затем в Риме. С грустью рассталась девочка со своими детскими игрушками, принеся их, так же как и свою прежнюю одежду, в жертву богам. Рабыни одели ее во все белое и завязали пояс «узлом Геркулеса». С большой тщательностью была сделана особая прическа новобрачной, которую разрешалось носить только весталкам — разделенные на шесть прядей волосы с вплетенными нитями были уложены под свадебный венок из цветов.

Никто не видел, какие чувства охватили Агриппину, когда распорядительница свадьбы соединила ее правую руку с рукой Гнея Домиция, — лицо невесты, как того требовал обычай, было закрыто коротким красным, «огненным», как его называли в Риме, покрывалом. Когда же после пира наступили проводы новобрачной в дом супруга, Агриппина с плачем бросилась на грудь матери. Ее пытались оторвать силой, но, рыдая, девочка крепко цеплялась за мать, и не потому, что это полагалось по обычаю — с ужасом она представляла свою будущую жизнь без матери, сестер, братьев с этим самодовольно улыбающимся рыжеволосым мужчиной. Агриппина Старшая ласково ее увещевала. Конечно, в присутствии императора она не могла сказать дочери, что так той будет лучше — хоть одна из ее дочерей сможет вырваться из этой порочной жизни императорского двора, в котором кольцо интриг все теснее сжималось вокруг вдовы и детей Германика. Наконец, после уговоров матери и распорядительницы свадьбы Агриппину удалось оторвать от материнской груди. Предстоял путь в Рим. Там по распоряжению императора свадебные торжества были продолжены с особой пышностью.