Женщины-легенды

Рухнул в глазах римлян и образ Калигулы как борца с распущенностью. Ведь одним из первых его дел было изгнание спинтриев — развратных девиц и юношей, которых собрал у себя сладострастный Тиберий и заставлял их наперебой совокупляться перед ним по трое. Калигула даже сожалел, что его отговорили утопить это отродье в море. Однако мало кто тогда знал, что еще в отрочестве Калигула растлил собственную сестру Друзиллу. Пожалуй, в курсе дела была только его бабка Антония, застигнувшая их однажды в разгар кровосмесительных утех. Став императором, Калигула принудил к сожительству и остальных своих сестер. Причем он не пытался даже скрывать это. На пирах законная жена и сестры возлежали на ложе возле него. А что могла испытывать Агриппина, когда во время званого обеда Калигула выходил из комнаты и вызывал к себе приглянувшуюся ему женщину, пришедшую с мужем, а возвратившись через некоторое время, громко рассказывал о достоинствах и недостатках ее тела и способностях в любовном искусстве?

Но и это был не предел мерзостей Калигулы. Его самой горячей страстью была сестра Друзилла, отнятая им у мужа. Смерть ее потрясла Калигулу. В страшном горе он стремительно на конях и корабле достиг Сицилии и обросший, с безумными глазами так же быстро вернулся в Рим. За малейшее нарушение траура по Друзилле Калигула установил смерть. Агриппина и Юлия не смогли утолить его печаль по Друзилле. Нередко Калигула отдавал их на забаву своим друзьям. И тем не менее вскоре обе они были осуждены им за разврат и мнимый заговор против него.

Со страхом сестры ожидали самого худшего, вспоминая мрачную шутку венценосного брата, который всякий раз, целуя в шею свою любовницу, шептал: «Такая хорошая шея, а прикажи я — и она слетит с плеч!» Агриппина и Юлия были сосланы на Понтийские острова. Алчный Калигула распродал все их имущество, рабов, продал даже вольноотпущенников.

Тем временем многие римляне, в ужасе от поступков своего императора, все более убеждались, что ими правит сумасшедший человек. «Сапожок», «куколка», «дитятко» оказался опасным безумцем. Стало известно, что в детстве Калигула страдал эпилепсией. Он не мог спать более трех часов, его мучили кошмарные видения, и он большую часть ночи бродил по дворцу. Странные разговоры с самим собой Калигула объяснял тем, что беседует с Юпитером. Но особенно потрясены были римляне, когда император приказал привезти из Греции самые известные статуи богов и по его приказу всем им отбили головы, заменив скульптурным изображением его головы. Не раз Калигула появлялся перед публикой в облачении и с атрибутами богов, даже Венеры. Своего любимого коня по кличке Быстроногий он намеревался провозгласить консулом. Шокировало римлян и то, что император сам выступал гладиатором, возницей, актером.

Недолго длилось правление Калигулы: не истек еще четвертый год, когда после завершения очередного представления Палатинских игр в подземном переходе к дворцу раздался крик трибуна преторианцев Кассия Хереи: «Получай свое!» — и обернувшийся на возглас император получил удар мечом в лицо. Когда упавший Калигула закричал, что он жив, заговорщики обрушили на него град ударов.

Похороны ненавистного императора были такими, каких он заслужил, по мнению римлян. Изуродованное тело Калигулы в спешке сожгли лишь наполовину и засыпали землей.

При убийстве Калигулы присутствовал его ничего не подозревавший дядя Клавдий. В испуге он бросился в соседнюю галерею и спрятался за занавесью. Торчавшие из-под нее ноги увидел какой-то пробегавший преторианец и вытащил из-за этого укрытия едва живого от страха Клавдия. Но воин неожиданно бросился к его ногам, назвал императором и повел к своим товарищам. Ослабевшего от переживаний Клавдия гвардейцы посадили на носилки и доставили в лагерь. На следующий день преторианцы принесли ему присягу как императору, и сенат вынужден был признать это решение.

Клавдий приходился младшим братом Германику, отцу Агриппины. Одним из первых его дел в качестве императора (хотя, как сообщает Светоний, этот предлагаемый ему титул он отклонил) было воздание почестей умершим родственникам. В честь родителей Клавдия были устроены всеобщие поминальные жертвоприношения, не обошли вниманием и его брата. Из ссылки были возвращены его племянницы.

Антония и Юлия, вернувшись в Рим, позаботились об останках своего незадачливого брата Гая. Полуобгоревший труп Калигулы вырыли, сожгли и похоронили подобающим образом. У погребального костра сестры, глядя на бушующий столб пламени, пожиравшего останки того, от которого они вытерпели столько мерзостей и лишений, старались не думать о злых делах несчастного человека, лишенного богами разума. Несмотря ни на что он оставался для них братом…

И снова дочери Германика окунулись в атмосферу римской жизни. Рим был удивительным городом, средоточием политической, экономической и культурной жизни империи. Спустя два десятилетия его посетит палестинский иудей Иосиф бен Маттафия (прославившийся затем своими историческими сочинениями под именем Иосифа Флавия) и будет потрясен и очарован красотой и величием Вечного города, его шедеврами искусства, роскошью дворцов, разнообразными и многолюдными зрелищами, речами философов, мудростью политиков. И он воскликнет: «И если тебя кто-либо спросит, где твое счастье, где твой Бог, ответь: в большом городе Риме». Но если Иосиф лишь слегка соприкоснулся с механизмом решения государственных дел через сети придворных интриг, то Агриппине и Юлии было прекрасно известно, как при императорском дворе вершатся дела; они хорошо знали, какие головокружительные взлеты и страшные падения таят в себе расчеты и надежды императорского окружения.

Сестры первое время держались вдалеке от этой атмосферы лести и коварства двора своего дяди. Тем более, что наступил звездный час неистовой Мессалины, не терпевшей никаких посягательств на умаление своей роли всевластной супруги Клавдия. Впрочем, Юлии и не удалось подняться до прежней роли императорской фаворитки — она была уличена в любовной связи с известным оратором, будущим великим философом Луцием Аннеем Сенекой. Любовника императорской племянницы сослали на Корсику. А сама Юлия была предана смерти, пав жертвой придворных интриг Мессалины.

Агриппина же ушла в заботы о своем единственном сыне.

Мальчику, оставшемуся без родителей, пришлось жить в доме своей тетки, сестры отца Лепиды. Наследство, доставшееся от отца, отобрал алчный Калигула. Тетка мало заботилась о воспитании племянника, этим было поручено заниматься приставленным к нему двум дядькам, танцовщику и цирюльнику. Вероятно, в поисках необходимых средств для жизни и воспитания сына Агриппина, вернувшись из ссылки, вступила в брак с оратором Пассиеном Криспом, который еще при Тиберии, распознав притворство перед императором Калигулы, произнес свою крылатую фразу: «Никогда не бывало ни лучшего раба, ни худшего господина». Брак оказался коротким (ходили слухи, что Агриппина отравила мужа), но он дал Агриппине и ее сыну немалое наследство. Впрочем, и по распоряжению Клавдия им была возвращена причитавшаяся доля наследства Гнея Домиция.