Андрей Глебов - Англия в раннее средневековье

Таким образом, тенденции раннефеодального развития, побеждавшие на рубеже X–XI вв., привели к настойчивым попыткам крепнущих государственных институтов, и прежде всего королевской власти и церковной организации, к ограничению былого всевластия родовых распорядков в защите членов англосаксонского социума от кровопролитных и дорогостоящих способов защиты чести и достоинства своей семьи. Королевское законодательство и представители католического клира последовательно настаивали на замене этих способов, непроизводительно тративших человеческие жизни и материальные ресурсы, строго отработанной системой возмещений — вергельдов, учитывавшей все обстоятельства совершения преступления, а также личность самого преступника и его жертвы. Но все усилия государства не смогли привести к полному замещению вендетты денежными компенсациями, что, конечно, было показателем огромного значения, которую продолжала играть родовая организация в различных сферах личной, семейной и общественной жизни англосаксов.

Касаясь темы рабства, заметим, что, несмотря на учащение в X–XI вв. случаев отпуска рабов на волю (правовые документы этого времени специально оговаривают процедуру предоставления свободы) [582] English historical documents… P. 561–564. , большинство из вольноотпущенников, получая небольшие земельные наделы и сельскохозяйственный инвентарь от своих бывших господ, фактически сохраняли полную зависимость от них [583] О применении труда несвободных см.: Гуревич А. Я. Английское крестьянство… С. 93–97, 100–101, правда, с иными выводами. . Можно, разумеется, спорить о том, насколько старый термин «раб» ( theow ), применяемый для обозначения различных категорий лично-зависимых людей, соответствовал реальному их статусу. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что сохранение самого этого понятия было не только данью консерватизму терминологии, как считают некоторые исследователи [584] Fisher D. J. V. Op. cit. Р. 334. , но и хотя бы отчасти отражало определенные стороны социальной действительности изучаемого периода. Это подтверждается анализом тех же судебников и других документов, который показывает, что личная зависимость вольноотпущенников не была фикцией, а составляла неотъемлемую черту их правового и социального положения [585] II Eadweard, 6; VIII Aethelred, 2; Anglo-Saxon wills. Cambridge, 1930. I, III, VIII. . Законодательство и особенно завещания нередко прямо приравнивают несвободных и вольноотпущенников к рабочему скоту, перечисляя их подряд: «13 мужчин, способных к труду, и 5 женщин, и 8 юношей, и 16 волов» [586] Anglo-Saxon wills… XII. . Статьи многих поздних сборников королевских законов вообще напоминают об ужасах античного рабства. Так, согласно одному из кодексов Этельстана, беглый раб, будучи пойман, подлежал побитию камнями до смерти. При короле Эдмунде в случае совершения рабами кражи зачинщика предписывалось убить, а остальных трижды высечь, скальпировать и отрубить у каждого мизинец. Король Этельред Нерешительный постановлял, что если раб будет уличен посредством ордалии в любом преступлении, то в первый раз он должен быть (!) заклеймен; вторичное нарушение закона каралось отсечением головы [587] IV Aethelstan, 6. § 5–6; III Eadmund, 4; I Aethelred, 1; 1, § 1. .

Характерно и то, что доля рабского труда была чрезвычайно велика как раз в тех англосаксонских манорах, которые являлись таковыми только по названию. Этот тип вотчин, весьма распространенный в донормандской Англии, складывался не как феодальная сеньория (за счет подчинения свободных общинников), а скорее как продолжение германских традиций эксплуатации несвободных. Основу его хозяйства составляли люди именно рабского статуса, которые частично были испомещены на землю, а частично находились на положении господской челяди [588] Bridbury A. P. Domesday book: a reinterpretation // English historical rev. 1990. Vol. 105. № 415. P. 286 ff.; История крестьянства в Европе… Т. 1. С. 293. .

Заметная устойчивость рабства в поздний англосаксонский период имела своим следствием очевидную замедленность феодального подчинения крупными землевладельцами свободного общинного крестьянства. Последнее особенно явно проявило себя в Области датского права и в некоторой степени в северо-западной Англии, где датские и норвежские поселенцы, поделившие здесь между собой земли, сохраняли личную свободу и хозяйственную самостоятельность, лишь номинально признавая над собой власть своих собственных предводителей, а затем англосаксонских королей. Это не могло не способствовать консервации в этих районах Англии многих дофеодальных социальных институтов, включая мощное общинное землевладение и иные традиции варварской эпохи. Кроме того, в Восточной Англии от предшествующего времени сохранялся довольно большой слой свободных общинников-англосаксов, которые под названием сокменов фиксируются еще и в «Книге Страшного Суда» [589] Davis R. Н. С. East Anglia and the Danelaw // Transactions of the Royal historical soc. 5-th ser. 1955. Vol. 5. .

Подведем итоги. Несмотря на все успехи феодализации в X–XI столетиях, к моменту Нормандского завоевания англосаксонская феодальная система еще не сложилась полностью. Процесс личного, имущественного и юридического принижения основной социальной группы англосаксонского общества — свободных общинников — кэрлов, активно развивавшийся в это время, был далек от завершения, а традиционное деление на свободных и рабов продолжало оставаться важнейшим элементом социальной стратификации. Общественные структуры сохраняли многие черты многоукладное, начиная от элементов родоплеменного строя и кончая значительной ролью рабства и труда полусвободных. В целом, как представляется, общественный строй англосаксов достиг уровня, характерного для стадии раннего феодализма. Лишь Нормандское завоевание и его ближайшие последствия окончательно утвердили в Англии феодализм, приблизив его к тому типу общественных отношений, который существовал в регионах континентальной Европы.

Становление и развитие государственности у англосаксов является одним из наиболее сложных и спорных вопросов истории раннесредневековой Англии. Проблемы времени формирования и характера ранних англосаксонских королевств, их германских или позднеримских истоков, роли королевской власти и знати в процессе оформления государственности и ее отдельных структурных элементов, а также влияния Церкви в этом процессе как в отечественной, так и в англо-американской историографии продолжают оживленно обсуждаться и нередко решаются с диаметрально противоположных позиций. Даже хронологические рамки возникновения государства у англосаксов остаются предметом дискуссий. Если А. Я. Гуревич и К. Ф. Савело относят их переход к государственности к рубежу VI–VII вв. [590] См., напр.: Гуревич А. Я. Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства // Средние века. М., 1953. Вып. IV. С. 49–53; Савело К. Ф. Раннефеодальная Англия. Л., 1977. С. 23–28, 49–68. , то А. Р. Корсунский — лишь к концу VII столетия [591] Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. С. 73, 132–133. . В зарубежной историографии высказывались предположения как о том, что государство у англосаксов существовало уже в V–VI вв. [592] Chadwick Н. М. The heroic age. Cambridge, 1912. P. 376377; Chaney W. A. The cult of kingship in Anglo-Saxon England; The transition from paganism to Christianity. Berkeley; Los Angeles, 1970. P. 7–42; Loyn H. R. Anglo-Saxon England and the Norman conquest. L., 1970. P. 118120; Idem. The governance of Anglo-Saxon England, 5001087. Stanford (Cal.), 1984. P. 24 ff. , так и о том, что чуть ли не до X в. англосаксонские королевства представляли собой племенные политические объединения [593] Campbell J. The Anglo-Saxon state. L.; N. Y., 2000 P. 1–30; Jolliffe J. The constitutional history of medieval England. L., 1937. P. 23–29; Kemble J. M. The Saxons in England: A history of the English commonwealth till the period of the Norman conquest. L., 1849. Vol. 2. P. 41 ff. .