Андрей Глебов - Англия в раннее средневековье

Существенное значение к рубежу IX–X вв. англосаксонские короли начинают играть и в социально-экономическом развитии своих государств. Центральным в этом смысле стала развивающаяся практика предоставления боклендов, имеющих тенденцию постепенного превращения в раннефеодальные сеньории, о чем достаточно подробно уже говорилось выше.

По мере развития процессов феодализации англосаксонская знать, сосредоточивая в своих руках обширные земельные владения, иммунитетные привилегии и административные права на местах, стала проявлять независимость от королевской власти, а иногда и вступать с ней в открытую борьбу, которой заполнен последний период англосаксонской истории. Она осложнялась для королевской власти непрекращающимся внешним давлением со стороны скандинавов. Тем не менее ее возросший авторитет и фактическое объединение страны во второй половине IX в. под властью уэссекской династии позволили королям этого времени осуществлять достаточно эффективный контроль над аристократией, пресекая своеволие «могущественных домов».

В связи с этим характерно, что уже в эпоху Альфреда преступления против короля и антигосударственные преступления начинают отождествляться, что, видимо, свидетельствует о формировании в англосаксонском обществе представлений о публично-правовом характере власти короля, который является центральным элементом государственного механизма. В X — начале XI столетия такое отношение к покушениям на особу королевского ранга и ее права, как государя, находит все большее закрепление в законодательстве; расширяется и количество тех преступлений, которые рассматриваются как «антигосударственные». За посягательство на жизнь, домашний мир и достоинство короля, безусловно, следует смертная казнь. По законам Этельреда Нерешительного, тот, «кто злоумышляет против [жизни] короля» ( gyf hwa ymb cyninges feorth syrwe ), должен «ответить своей жизнью». В том случае, если бы преступник пожелал очистить себя от обвинения, он должен был это сделать «в соответствии с вергельдом короля» (он по-прежнему равнялся 15 тысячам тримс. — А. Г .) или подвергнуться тройной ордалии [622] Aethelred, 30. , т. е. в случае с испытанием раскаленным железом, например, вес его увеличивался с одного до трех фунтов. Подобное же установление за покушение на жизнь короля встречается и в «Светских законах» англо-датского короля Кнута Великого [623] II Cnut, 57. . Положение короля как главы государства становится несоизмеримым по сравнению с положением любого представителя знати, как духовной, так и светской. Смертной казнью с конфискацией имущества наказывали за драку и воровство в королевском бурге, либо в присутствии короля, тогда как даже этелинги — члены королевской семьи — довольствовались за аналогичное преступление штрафом в 150 шиллингов, а элдормены — в 100 шиллингов [624] Be grithe and be munde, 12; 15. . Компенсацией в 5 фунтов возмещалось нарушение королевского покровительства, а за убийство его человека королю следовало 3 марки, т. е. полтора фунта, в то время как соответствующие возмещения этелингам составляли 3 фунта и 1 марку [625] Ibid., 11; Leges Edwardi Confessoris, 12, § 5. .

Английские государи X — начала XI столетий и сами были не прочь выдвинуть претензии на обладание особыми правами в соответствии со своим уникальным положением в обществе и государстве. Король Эдгар, например, предписывал, чтобы в каждой местности монарх беспрепятственно реализовывал свои «королевские права»

( icynescipes gerihte ), а его должностные лица свободно исполняли свои функции и пользовались привилегиями, соответствующими их статусу ( heora scipé ) [626] IV Eadgar, 2a. . Аналогичным образом поступал Этельред II, законы которого устанавливали, что любая ордалия, равно как и любое поручительство, должны были происходить только в бурге короля и в присутствии «королевского соприсяжника» ( аn

cyningaede ); никто не смел осуществлять юрисдикцию по отношению к королевскому тэну помимо самого короля [627] III Aethelred, 6, § 1; 11. . Расширяя свою компетенцию в сфере гражданского управления, королевская власть в поздний англосаксонский период начинает однозначно закреплять за собой законодательную инициативу, рассматривая издание новых кодексов как свою важнейшую прерогативу главы государственной администрации. При этом отказ выполнять королевские постановления влек за собой суровые наказания. Тот же Этельред, а за ним Кнут Великий предписывали, что открыто отказавшийся выполнять законы короля должен поплатиться своим вергельдом. За двукратное нарушение величина штрафа возрастала до двойного вергельда; тот же, кто преступал закон в третий раз, терял все свое имущество [628] VI Aethelred, 38; II Cnut, 83, § 1–2. . Если нарушитель королевских законов сопротивлялся должностным лицам государя и был ими убит, это убийство не искупалось по светскому праву [629] V Aethelred, 31, § 1. .

Немаловажно то, что в течение исследуемого периода расширяются не только законодательно-юридические права короны, но и сфера действия королевского судопроизводства. Казалось бы, этому утверждению противоречат королевские постановления, которые прямо запрещают обращение к монарху по какому-либо делу, кроме тех случаев, когда невозможно добиться правосудия на месте [630] I Eadgar, 2; III Eadgar, 2; II Cnut, 17. . Проведение подобной меры, однако, не означало реального ограничения королевских прав или предоставления королю свободы действий в разбирательстве сравнительно небольшого круга криминальных поступков. Напротив, именно в это время за англосаксонскими монархами окончательно закрепляются исключительные прерогативы наложения наказаний за самые тяжкие и в то же время наиболее часто совершаемые преступления. Таковыми были дела о краже собственности у свободных, об укрывательстве вора, о посягательстве на мир и имущество церковнослужителей, а также дела о мщении за наказанного преступника [631] VI Aethelstan, 1, § 1–2; VIII Aethelred, 33,34. По подсчетам К. Ф. Савело, в X в. к королю переходит не менее половины всех штрафов по искам свободных, рассматриваемых в местных судах. (Савело К. Ф. Указ. соч. С. 59.) . При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что перечисленные права король осуществляет как глава государства по отношению ко всем свободным, независимо от их положения в обществе, а законодательство карает нарушителей этих прав именно как людей, посягающих на государственные институты. Начиная с правления Этельстана, их наказание неизменно связывается с решением короля-носителя высшей власти [632] IV Aethelstan, 1, § 1. См. также: II Eadgar, 3; IV Aethelred, 5, § 4; Be grithe and be munde, 9. .

Вместе с тем не следует считать, что к концу англосаксонского периода статус англосаксонского короля полностью приобретает публично-правовые черты, характерные для государей нового времени. Мы уже видели, за королем, как и за любым другим свободным, продолжает закрепляться свой вергельд, хотя и чрезвычайно высокий. Помимо уже упоминавшихся «Законов северных людей» можно сослаться в этом смысле на аналогичную компиляцию, действовавшую, видимо, в Мерсии, по которой так называемый «простой» вергельд короля равнялся вергельду шести тэнов, что составляло 120 фунтов [633] Mircna laga, 2. . Законодательство и в этот период не делает четкого разграничения между повиновением королю как руководителю государственного аппарата и частноправовым подчинением ему. Покушения на жизнь и короля, и глафорда подчас рассматриваются как преступления однотипные и равно влекут за собой смертную казнь [634] II Cnut, 57. , а сами отношения господства-подчинения во многом моделируются по образцу личных связей и скрепляются клятвой верности. Согласно предписанию короля Эдмунда, каждый свободный человек должен был присягнуть ему в верности так, как будто он присягал своему глафорду [635] I Eadmund, 1. . Иногда и сам король именуется в источниках «нашим глафордом» [636] I Aethelred, 1, § 1: «And ures hlafordes geraedness and his witena is...». .