Андрей Глебов - Англия в раннее средневековье

В течение VII–IX столетий король постепенно начинает занимать в социально-политической иерархии англосаксов место, несопоставимое с положением любого другого представителя аристократии. Еще в конце VII в. в кентских законах Уитреда появляется норма, по которой королю, как и епископу, не требуются свидетели или принесение присяги в суде [608] «Слово короля, как и епископа, безупречно и без присяги», — гласит текст источника. (Wihtraed, 16.) . Нарушение мира в жилище короля, на территории его бурга и даже просто в его присутствии карается все большими штрафами. За королем закрепляется право применения карательных функций почти ко всему населению государства.

К рубежу VII–VIII вв. в англосаксонском обществе начинает формироваться представление о короле как носителе верховной государственной власти, который вправе распоряжаться свободой и даже жизнью подвластных ему людей. Возможно именно такое осмысление своего положения как положения государя, вольного приказывать и требовать исполнения своих приказаний, позволило уэссекскому королю Инэ употреблять в прологе своих законов такие формулировки, как «мой народ» ( ure folk ), «мои элдормены» ( ure ealdormen ) и, что весьма показательно, термин «подданные» ( undergetheodendra ) по отношению ко всем западным саксам [609] Ine, Prol. . Сами же короли, очевидно, уже видели в себе защитников и покровителей всех свободных своего государства и даже чужеземцев [610] Сумма, уплачиваемая королю за убийство иноземца, в два раза превышала долю, следуемую родичам убитого. (Ine, 23.) . Как государь король, согласно ряду титулов судебника Инэ, получал судебные штрафы по искам свободных, а также требовал от них несения воинской службы и натуральных поставок (фирма, гафоль) [611] Ine, 6, § 2–5; 25, § 1; 44, § 1; 45; 69; 70, § 1. Натуральные поставки, выросшие из добровольных даров конунгу как главе племени, имели место и ранее. К VIII в. они, видимо, приобрели регулярный характер. См.: Корсунский А. Р. Указ. соч. С. 135; Stenton F. М. Anglo-Saxon England. Oxford, 1971. Р. 287. .

В период правления Альфреда Великого происходит значительное укрепление ранней англосаксонской государственности. Радикальному изменению подвергается прежде всего понимание самого статуса короля. Речь идет не только о том, что увеличивается разница в штрафах, взимаемых за преступления против короля и проступки, затрагивающие даже высших свободных [612] По «Правде Альфреда» штраф за вторжение в бург элдормена сократился, по сравнению с законами Инэ, на 20 шиллингов, тогда как штраф, взыскивавшийся за нарушение неприкосновенности королевского бурга, остался неизменным (120 шиллингов). В то же время штраф за вторжение в дом простого общинника-кэрла был равен всего лишь 5 шиллингам. (Aelfred, 40. Ср.: Ine, 45.) , хотя это и важно само по себе. По судебнику Альфреда впервые в законодательной практике англосаксов была введена смертная казнь за «злоумышление против жизни короля» и предоставление убежища объявленным вне закона [613] Aelfred, 4. . Судя по всему, это установление является расширенной редакцией 30-го титула законов Инэ [614] «Если кэрл будет обвинен в укрытии человека, лишенного мира, пусть, если сможет, очистится клятвой в соответствии со своим вергельдом, либо выплатив свой вергельд; если же это гезит, пусть очистится клятвой» (Ine, 30.) , но к концу IX в. существенно меняется содержание понятия «преступление против короля». Если во времена Инэ «укрытие человека, лишенного мира», расценивалось как обычное уголовное правонарушение, то у Альфреда аналогичное преступление квалифицируется уже как государственная измена (точнее, как измена главе государства) и влечет за собой смертную казнь с конфискацией имущества. При этом подобная кара ожидала не только уже совершившего преступление человека, но и того, кто только «замыслил вред королю». Сходный характер носит титул 7, где говорится, что «на милость королю» отдается человек, который «сражается в доме короля» или даже только «обнажит оружие» [615] Aelfred, 7. . Очевидно, что в эпоху Альфреда особа королевского ранга рассматривается уже не просто как лицо, возвышающееся над обществом, а как персона высшего статуса, лицо практически неприкосновенное.

Одновременно с ростом престижа монарха расширяется и область его компетенции. «Правда Альфреда» отчетливо демонстрирует вмешательство королевской власти в сферу отношений, складывающихся в процессе коммендации, и в сферу судопроизводства. При этом король стал уже не только силой, определяющей характер судебной процедуры, как это было раньше, но и лицом, которое непосредственно или через своих агентов осуществляет правосудие [616] Ibid., 1; 2; 7; 4, § 2; 37. .

В это же время англосаксонские короли начинают получать мощную поддержку католической Церкви. Вообще вопрос о роли Церкви и христианской политико-правовой доктрины в становлении и развитии королевской власти у англосаксов является одним из самых спорных. В зарубежной литературе неоднократно высказывалось мнение о том, что главным фактором изменений в правовых представлениях о личности короля было принятие христианства [617] Edwards D. L. Christian England. L., 1982. Vol. 1. P. 2639; Stenton F. M. Op. cit. P. 60; Wallace-Hadrill J. M. Kingship in England and on the continent. Oxford, 1971. P. 31–38. . Не отрицая того, что знакомство с христианской юридической догматикой могло способствовать переменам в этом отношении, вряд ли, однако, можно говорить о сколько-нибудь существенном влиянии христианства на формирование самого института королевской власти. Как мы уже знаем, в VII столетии положение Церкви в англосаксонских государствах было достаточно сложным и она, скорее, сама искала поддержки укрепляющихся государственных структур, нежели была способна радикально изменить понятия о ней, существующие в обществе. Корректнее, видимо, говорить о том, что принятие христианства и наиболее раннего судебника Этельберта является чисто хронологическим совпадением [618] Сходная точка зрения была высказана английскими исследователями X. Ричардсоном и Дж. Сейлзом. См.: Richardson Н., Sayles G. The law and legislation from Aethelberth to Magna Carta. Edinburgh, 1966. P. 6–10. . Несколько укрепив к IX в. свое положение, Церковь становится важным элементом государственности. Несомненно также влияние на англосаксонское законодательство эпохи Альфреда проповедуемой духовенством идеи о божественной природе королевской власти, которая коренным образом отличалась от осмысления сакрального характера власти конунга у англосаксов-язычников. По языческим понятиям, происхождение от божественных предков еще не давало конунгам права на гражданское управление [619] Савело К. Ф. Указ. соч. С. 49. . Церковь же внедряла в сознание народа формулу «король милостью Божьей» и религиозную церемонию «помазания на царство» как необходимых элементов королевского авторитета. Хотя для времени VII–IX вв. приведенные формулы почти неизвестны [620] Только в «Законах Инэ». (Ine, Prol.) Обоснования на «данную Богом» власть гораздо чаще встречаются в это время в королевских дарственных грамотах. (Саrtularium Saxonicum, a collection of charters relating to Anglo-Saxon history. L., 1885. Vol. 1. № 205, 208, 226, 230 a. o. , а описание церемонии помазания содержится в источнике, относящемся лишь к 973 г. [621] Ward P. L. The coronation ceremony in medieval England // Speculum. 1939. Vol. 14. № 2. P. 160–178. , восприятие этих религиозно-церковных установлений, несомненно, способствовало как усилению англосаксонской государственности, так и укреплению представлений о короле-суверене, короле-помазаннике Божьем.