Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

После этого торжества Магеллана поджидала значительная неприятность: «Сан-Антонио», посланный исследовать продолжение пролива, ускользнул от «Консепсьона» и отправился назад в Испанию. Хотя «Консепсьон» был зачинщиком мятежа, теперь он, наоборот, явил пример верности долгу. После долгих и тщетных поисков своего спутника «Консепсьон» вернулся к флотилии и узнал, что с посланной вперед лодки увидели мыс, далеко выдающийся в море; это, несомненно, был конец пролива.

Магеллан, для которого потеря самого большого его корабля была чувствительным ударом, спросил своих офицеров, следует ли, по их мнению, продолжать путь, раз пролив найден. Но сам он был исполнен твердой решимости в любом случае плыть только вперед, уповая, что господь «поможет нам и ниспошлет удачу».

На следующий день три корабля, оставшиеся от флотилии, прошли пролив и достигли мыса, названного Десеадо [71]— «мыс, который стремились увидеть все люди». Вечером 28 ноября 1520 года «Тринидад», «Консепсьон» и «Виктория» вышли в Тихий океан.

«Поистине удачно назвали его Тихим, ибо за все это время мы не встретили ни одной бури», — писал Антонио Пигафетта, любознательный молодой человек, который поступил на флагманский корабль сверхштатным, без жалованья, лишь бы отправиться в это плавание. Матросы на «Консепсьоне» уже начали жалеть своих товарищей на «Сан-Антонио»: в Испанию-то они, может, и вернутся, но зато не увидят сказочных островов. Ведь вначале все складывалось удивительно удачно: плавание по такому спокойному морю было детской игрой для людей вроде Эль-Кано, привыкших к кантабрийским штормам. Затем потянулись бесконечные однообразные дни, когда последние горстки риса приходилось варить в воде, на треть разбавленной морской, а пресная: вода стала такой, что, «поднося ее ко рту, приходилось закрывать глаза, чтобы не видеть зеленой тины, и затыкать нос — до того она воняла» [72].

В течение трех месяцев океан был действительно мар пасифико [73], но только в том, что касалось погоды. А в остальном никогда не бывало более тяжкого плавания. Моряки изнывали от жажды, болели цингой, ели сухари, смешанные с крысиным пометом, а потом и кожу, срезанную с реев, но, подчиняясь беспощадной решимости своего непреклонного начальника, все плыли и плыли по неведомым водам вперед, к Молуккским островам. Когда, наконец, дозорный (баск из Наварры) крикнул: «Земля!», то, по словам очевидца, «все на палубе словно обезумели, а когда он крикнул, что видит парус, они посулили ему золота на сотню дукатов» [74].

6 марта 1521 года они высадились на острове Гуам в группе Марианских островов [75]и впервые почти за сто дней запаслись провиантом. Было бы нелепо считать, что одни народы переносят голод тяжелее, чем другие, но все же для басков, постоянно занятых заботами о пропитании, воспоминание даже о скромной лихии, всеми презираемой рыбе-собаке, или еще менее удобоваримой рыбе итхукии, должно быть, становилось истинной мукой в те дни, когда крысы и опилки считались лакомством. Болезнь Эль-Кано в последние месяцы плавания явилась следствием недоедания и цинги во время тихоокеанского перехода. Наверное, на всю жизнь запомнил он вкус первого глотка свежей пищи, съеденной на Гуаме.

Зоркие островитяне издалека заметили испанские корабли и с невероятной быстротой понеслись к ним навстречу в маленьких пирогах с косым парусом из пальмовых листьев и бамбуковым балансиром. Они окружили эти первые суда из Старого Света, предлагая в обмен на железо рыбу, кокосовые орехи, бананы и бататы. Встреча с низкорослыми островитянами не могла не произвести впечатления на Хуана-Себастьяна и его товарищей, так как последним человеком, которого они видели (если не считать их спутников), был патагонский «великан».

От Марианских островов три корабля Магеллана направились к Филиппинам, где сперва сделали остановку у острова Хумуну, а потом у Масавы. Два дня спустя, 31 марта 1521 года, в пасхальное воскресенье, исполнился ровно год с того вечера, когда Эль-Кано после торжественного богослужения в бухте Сан-Хулиан получил инструкции от капитанов-мятежников. И теперь, когда он сошел на берег Масавы, чтобы вновь присутствовать на пасхальной службе, его одолевали странные мысли.

Здесь Магеллан, воздвигнув крест и поместив под ним флаг с гербом Кастилии, заключил для Испании первый тихоокеанский союз; отныне Масава официально причислялась к владениям короля Карла. За торжественной церемонией последовали танцы и музыка, причем нам известно, что по приказу капитан-генерала местных жителей развлекали эспада данса — баскским танцем с мечами. Если была выбрана бискайская его форма, то Эль-Кано вряд ли принимал в нем участие; если же остановились на гипускоаиском эспада данса, гораздо более сложном, то весьма вероятно, что «капитаном» в нем был Хуан-Себастьян, как старший чином среди офицеров-басков флотилии. Потом начался пир, и, смакуя дичь, молочных поросят, пальмовое вино и «фиги длиной в фут», как назвал в своем дневнике бананы итальянец Пигафетта, моряки почувствовали, что действительно достигли райских островов. Однако многим из них недолго суждено было наслаждаться подобным блаженством на Масаве и на острове Себу, куда затем направилась флотилия. Мартин де Баррена, единственный баск, назначенный на «Сантьяго», скончался, так и не оправившись после страшного перехода через Тихий океан. Мартин де Баррена был родом из области, соседней с той, где жили предки Эль-Кано, так что скорее всего Хуан-Себастьян хорошо его знал и, возможно, сам завербовал его в плавание. Баррена и плотник-бискаец были погребены посредине базарной площади Себу в земле, освященной для этого случая. Таким образом, первыми европейцами, похороненными на Филиппинах, оказались два баска.

Себу был вторым островом, который вступил в союз с Кастилией, после того как его жители были формально обращены в христианство, и Магеллан назначил его раджу верховным правителем всех остальных островов. Однако остров Матан не пожелал признать главенство Себу, и его царек отказался выплатить сполна наложенную на него дань. Дальнейшие действия Магеллана были продиктованы двумя главнейшими чертами его характера: во-первых, он непоколебимо верил в то, что в любом своем предприятии смело может рассчитывать на помощь свыше, а во-вторых, не умел отступать от раз принятых решений. Магеллан не согласился на предложение царька выплатить часть дани, хотя это позволило бы начать переговоры; вместо этого он единолично решил предпринять карательную экспедицию на Матан и вопреки настояниям своих офицеров возглавил ее сам. Такая непреклонность в соблюдении буквы закона стоила ему жизни — 27 апреля в сражении на Матане Магеллан был убит. Таким образом, он сумел осуществить лишь две из четырех своих главных целей. Он открыл пролив, носящий теперь его имя, он обеспечил Испании вассальную зависимость островов со значительными природными богатствами и распространил христианство в землях, дотоле неизвестных Западу, но ему так и не удалось добраться до Молуккских островов, и он не вернулся к своему государю с кораблями, нагруженными пряностями.