Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Однако им вряд ли хотелось смеяться при мысли о том, какими ничтожными должны показаться их дары по сравнению с золотом, серебром, драгоценными камнями, парчой и шелками, украшавшими этот дворец. Даже в доме министра угощение им подавали на золоте и прекраснейшем фарфоре, а теперь они собирались преподнести самому радже почти точно такие же подарки, какими обходились, имея дело с полудикарями на Филиппинских островах. И действительно, раджа даже не потрудился скрыть свое безразличие к подаркам и, когда их ему подавали, только чуть наклонял голову в знак благодарности. Впрочем, испанцы все же осуществили свою главную цель: Эль-Кано и его товарищи от имени Кастилии заключили дружественный договор с Брунеем и добились торговых привилегий. Затем им подали «легкую закуску с гвоздикой и корицей, после чего занавес был задернут и окно закрылось». Аудиенция окончилась.

Гости были раздосадованы, что им не показали гордость сказочной сокровищницы раджи — «две жемчужины величиной с куриное яйцо и такой совершенной округлой формы, что поставить их на столе так, чтобы они не покатились, никак не удается». Однако Эль-Кано и его спутники утешились, когда вернулись в дом первого министра: там их ждало угощение, воздать должное которому способны только моряки, измученные долгой голодовкой и цингой. «Нам подавали, — рассказывает Пигафетта, — всевозможные мясные кушанья — телятину, каплунов, кур, павлинов — и всякие другие, а кроме того, рыбу разных сортов, так что одних этих блюд было тридцать, а то и тридцать два. Мы ужинали, сидя на земле на пальмовой циновке; каждый глоток пищи мы запивали рисовой водкой из маленьких фарфоровых чашечек величиной не больше яйца. Ложки были похожи на наши, но сделаны они были из золота».

После этих райских трапез Эль-Кано пришлось взяться за неприятную работу — нужно было проконопатить корабль. «Виктория» дала течь, еще не добравшись до Борнео, и теперь ее штурману предстояло заняться ремонтом. Замена сгнивших шпангоутов оказалась нелегкой задачей, так как почти все его люди были босы, а землю в лесу усеивали колючки и шипы. Ремонт длился три недели, и все это время испанские корабли стояли у берегов Борнео, так как их отношения с правителем острова оставались дружественными. Однако к концу июля капитан-генерал Карвалью заподозрил недоброе, заметив, что в гавани вдруг появилось множество джонок. Раджа, который действительно подумывал захватить испанские суда, убедился, что застать чужеземцев врасплох ему не удастся, и попробовал прибегнуть к хитрости. Он решил заманить на берег и похитить маленького сына Карвалью, которого тот взял с собой из Бразилии (ребенка этого родила во время одного из предыдущих плаваний капитан-генерала его любовница-индианка). Раджа надеялся таким способом заманить в Бруней большой отряд испанцев, который, по его расчетам, должен был отправиться на выручку мальчика. И вот он послал сказать Карвалью, что его маленький сын очень хочет познакомиться с сыном капитан-генерала — так не пришлет ли он ребенка к нему во дворец?

Испанцам для ремонта кораблей необходим был воск, и поэтому Карвалью согласился на просьбу раджи, но из предосторожности послал мальчика под охраной Эль-Кано [82], а также альгвасила Гомеса де Эспиносы и еще двух человек. Однако мальчик и двое из сопровождавших его людей были схвачены; освободить их Эль-Кано и Эспиносе не удалось, но сами они все же сумели вернуться на корабли. Их трехдневное отсутствие очень встревожило остальных испанцев. Ведь после гибели на Себу значительного числа офицеров потеря такого опытного моряка, как Эль-Кано, была делом серьезным, а тем более теперь, когда стало ясно, что Карвалью оказался никуда не годным начальником. Поэтому благополучное возвращение Эль-Кано обрадовало всех (Эспиноса был солдатом, а не моряком, и хотя позже он был выбран командующим, это объяснялось другими соображениями). Так судьба вновь спасла Хуана-Себастьяна от роковой случайности, которая могла бы воспрепятствовать его будущему триумфу.

31 июля 1521 года «Тринидад» и «Виктория» покинули Борнео. Радже не удалось осуществить свой план: ни один человек не сошел на берег, чтобы сделать попытку освободить пленников. Но и Карвалью не сумел добиться выдачи своего сына, хотя он захватил джонку начальника дворцовой стражи, оставив этого последнего у себя на корабле в качестве заложника. Пиратские замашки капитан-генерала, его нежелание соблюдать некоторые правила, установленные Магелланом, возбудили сильное недовольство среди офицеров; поведение же Карвалью после ухода с Борнео настолько их разъярило, что они отстранили его от командования. Благодаря более позднему свидетельству Хуана-Баутиста Пунсороля, штурмана «Тринидада», нам известно, что Карвалью был низложен единогласно и что Эль-Кано принимал в этом деятельное участие, о чем Пунсороль специально упоминает [83]. В докладе, который Хуан-Себастьян позже послал королю, он заявил, что Карвалью «заботился о собственных выгодах, а не о выгодах его величества». Теперь командующим был выбран Гомес де Эспиноса, а Эль-Кано стал капитаном «Виктории».

Ни одно из тогдашних описаний этого плавания нг проливает света на взаимоотношения Эспиносы и Эль-Кано; однако, давая показания королевской комиссии, Эль-Кано заявил, что Магеллан подкупил Эспиносу, чтобы тот во время мятежа в бухте Сан-Хулиан убил первого капитана «Виктории». Подобное утверждение независимо от того, верил в это сам Эль-Кано или нет, позволяет заключить, что Хуан-Себастьян не питал к Эспиносе дружеских чувств. Пиратство, ставшее обычным при Карвалью, продолжалось и при Эспиносе, а корабли, как и прежде, блуждали от острова к острову. Только 6 ноября 1521 года, через шесть с лишком месяцев после смерти Магеллана, два последних корабля флотилии наконец добрались до Молукк. Там, на острове Тидоре, их с видимым удовольствием принял местный раджа, который, хотя и верил в знамения небесных светил, предвещавшие прибытие «людей из дальней страны», был тем не менее весьма практичным правителем и очень заботился о расширении своей торговли. Кроме того, он был не прочь заручиться покровительством Кастилии, которая обещала стать могучей соперницей Португалии в Восточных Индиях, тем более что совсем недавно по его наущению было убито несколько португальцев, в том числе и друг Магеллана Франсишку Серран (в отличие от Магеллана он остался на португальской службе). Опасаясь, что Португалия с ним за это рассчитается, правитель Тидоре искренне обрадовался появлению посланцев Кастилии. Поэтому он сам посетил испанские корабли, поразив своих гостей великолепием наряда — шитой золотом рубашкой и шелковым головным убором, «похожим на митру». И к испанским подаркам он отнесся совсем не так, как правитель Борнео: если тот выразил недвусмысленное презрение, то раджа Тидоре умолял Эль-Кано и Эспиносу ничего ему больше не дарить, ибо у него «нет ничего, что могло бы стать даром, достойным их короля, — разве что он пошлет ему самого себя». Испанским капитанам не пришлось уговаривать раджу, чтобы он признал себя вассалом Кастилии, — он сам дал им письма к императору, в которых не только выражал горячее желание признать Карла V своим сюзереном, но и умолял прислать в его страну кастильцев. Некоторые из его соседей-раджей просили также, чтобы им прислали священников для наставления их в христианской вере. Послов к пришельцам отправили даже правители нескольких малых островов, подчинявшихся Тернате, оплоту Португалии на Молукках.