Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Поскольку Антонио Пигафетта, человек высокообразованный, отправился к императору самостоятельно, чтобы отдельно представить ему свой собственный отчет о плавании, можно заключить, что он относился к Эль-Кано очень неприязненно. В своем дневнике, полном похвал Магеллану, он ни разу даже не упоминает Эль-Кано, хотя именно Пигафетте Хуан-Себастьян доверил крайне важную миссию, послав его к радже Тимора. Конечно, Пигафетта, составивший список малайских слов, лучше кого бы то ни было годился для подобного поручения, и все же, выбрав его, Эль-Кано показал, что не питает никакого предубеждения против тех, кто был верным сторонником Магеллана.

Эль-Кано, Альбо и Бустаменте задержались в Севилье лишь на то время, которое потребовалось, чтобы чиновники Торговой палаты произвели предварительный осмотр груза. Затем они покинули этот город разительных контрастов, где красивейшие дворцы соседствовали с грязными лачугами, в великолепных душистых садах играли кристально чистые фонтаны, а рядом кладбище отравляло воздух зловонием и по улицам струились нечистоты. Вскоре персиковые рощи остались позади, на юге, и перед путешественниками открылась опаленная солнцем льянура — сухая кастильская равнина.

Эль-Кано и его спутники добрались до Вальядолида в конце сентября. Какой знаменательный год для этого города! 26 августа 1522 года Карл V, за два года до этого провозглашенный императором, торжественно вступил в него и сделал его своей резиденцией. Всего через две недели он получил там известие о том, что один из его кораблей обошел земной шар, а затем туда прибыл Эль-Кано, чтобы поведать императору историю плавания.

«Никто из историков Вальядолида не потрудился хотя бы отметить, не говоря уже о том, чтобы точно и с надлежащим восхищением описать это событие всемирного значения, столь прославившее Испанию и особенно важное для нашего города» [107], — сетовал один почтенный испанский автор. И с полным на то основанием! Ведь даже такой обстоятельный хронист, как брат Пруденсио де Сандоваль, скрупулезно описывавший [108]почти каждое заметное событие, случившееся в Вальядолиде на протяжении всего тридцатилетнего царствования Карла V, ни словом не упоминает о приезде туда Эль-Кано.

Этот древний город, «сердце Кастилии», и теперь, как в дни Эль-Кано, сосредоточивается вокруг площади Сан-Пабло, где стоял королевский дворец. Современный паласио во многом сохраняет архитектурные черты здания, которое столько раз посещал Эль-Кано осенью 1522 года. Войдя в главную дверь, украшенную императорским гербом, капитан-баск оказывался в патио , изящными колоннами которого мы можем любоваться и сейчас. А выходя из дворца, он видел перед собой колоссальный, украшенный множеством барельефов фасад церкви св. Павла; поглядев же направо, через площадь, мог заметить окно-фонарь той комнаты, где пять лет спустя родился Филипп II. Пройдя от площади Сан-Пабло по улице Ангустиас, Эль-Кано мог зайти помолиться в самую старую церковь города — в церковь Санта Мария де Антигуа, «королеву романских башен Кастилии». И можно не сомневаться, что он не преминул побывать на улице Колумба и поглядеть на дом, в котором в 1506 году Колумб умер (дом этот ему не принадлежал; сказал же великий мореплаватель незадолго до смерти: «После двадцати лет тяжких трудов и опасностей у меня нет в Испании даже своего крова»).

Приехав ко двору, Эль-Кано узнал, что до императора дошли всяческие слухи, в частности, что Магеллан был убит на Матане не туземцами, а кем-то из своих подчиненных. Противоречивы были и сведения, которые получил Карл V о мятеже в бухте Сан-Хулиан: некоторые называли виновниками испанцев, другие — португальцев. Это объяснялось прежде всего необъективностью показаний, которые давали моряки с дезертировавшего корабля «Сан-Антонио»: одни на допросе высказывались в пользу Магеллана, другие, сторонники его главного врага, кормчего Иштевана Гомиша, возводили на адмирала серьезные обвинения.

Для разрешения всех этих противоречий император приказал следственной комиссии допросить Эль-Кано, Альбо и Бустаменте. Дознание началось 18 октября. Допрашивали их раздельно, и сходство их ответов доказывает, что Эль-Кано и оба его товарища были на удивление правдивы. Ведь предугадать заранее, какие вопросы им будут заданы (этих вопросов было тринадцать), они, конечно, не могли. Показания Эль-Кано наиболее подробны.

В приложении Б к настоящей книге изложение этого допроса приводится полностью [109]. Здесь же мы ограничимся лишь беглым обзором наиболее важных моментов.

На первый вопрос: «В чем была причина разногласий между Магелланом и Картахеной, а также другими офицерами флотилии?» — Эль-Кано ответил, что королевским приказом Картахена был назначен инспектором флотилии и, следовательно, Магеллан должен был советоваться с ним перед принятием какого-либо решения. Но Магеллан этого не делал и заявил, будто ничего не знает о таком приказе. Эль-Кано показал, что другие капитаны и члены экипажа опасались, как бы Магеллан не арестовал их, воспользовавшись тем, что на кораблях было много португальцев.

Далее Эль-Кано заявил, что капитан Картахена и капитан Кесада просили его помочь им добиться выполнения королевских приказов и что он обещал им свою помощь.

Затем последовало крайне важное показание. Эль-Кано заявил, что Картахена и Кесада приказали послать шлюпку на «Сан-Антонио» и захватить его капитана, «чтобы во флотилии не начался мятеж». Если Эль-Кано сказал правду, отсюда следует, что недовольные офицеры вовсе не хотели поднимать мятеж, а пытались только принудить Магеллана советоваться с ними. Как уже говорилось ранее, испанские офицеры рассчитывали, что, захватив самый большой корабль флотилии и арестовав его капитана-португальца, родственника Магеллана, они тем самым вынудят адмирала пойти на уступки.

На третий вопрос, касавшийся того, почему были убиты два испанских капитана, а третий оставлен на патагонском берегу, Эль-Кано ответил, как и ранее: потому что Магеллан не желал согласиться с их требованием советоваться с ними. И добавил, что к тому же адмирал хотел передать командование кораблями португальцам. То же самое Эль-Кано отвечает на четвертый и пятый вопросы, хотя подобное объяснение как будто не может служить ответом на пятый вопрос: «Почему Магеллан провел так много времени в патагонских бухтах, напрасно расходуя провиант и теряя время?» Такое повторение обвинения, выдвинутого им против Магеллана, показывает, насколько искренне Эль-Кано верил, что адмирал сознательно подготовлял замену испанских капитанов португальскими. Как мы знаем, такая замена действительно произошла, однако Эль-Кано умолчал о том, что у Магеллана были для этого достаточно веские причины.