Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Есть и другое свидетельство того, что беспощадное упорство сочеталось у Эль-Кано с искренней заботой о нуждах его подчиненных. Едва дописав письмо, он посылает гонца в Севилью с просьбой прислать на «Викторию» провизию для матросов. И, желая поскорее накормить их досыта, он, вместо того чтобы ожидать прибытия провизии в Сан-Лукаре, поднимается на «Виктории» по Гвадалквивиру до Ла-Оркады, где река разбивается на рукава, и там встречает судно с провиантом. Это же судно доставляет на «Викторию» пятнадцать человек, отряженных земляком Эль-Кано, чиновником Торговой палаты, чтобы помочь измученной команде добраться до Севильи. Но и с этими помощниками корабль продвигает-ся вперед очень медленно, и проходит много времени, прежде чем показываются городские окраины. На обоих берегах люди от удивления застывали на месте, заметив «Викторию», в которой нелегко было сразу угадать корабль. Корабль из Индий! Даже на этой реке, видевшей возвращение многих искалеченных судов, такое зрелище было внове.

И вот в понедельник 8 сентября «Виктория» причалила в Триане к тому самому молу, который проводил в плавание пять кораблей под командованием португальца Магеллана, а теперь встречал один-единственный под командой баска Эль-Кано. Как часто бывает в сентябре в этих местах, день выдался жаркий, но к вечеру с юго-запада подул прохладный ветер, наполняя паруса всех судов, поднимавшихся вверх по Гвадалквивиру. И только «Виктория» не могла в этот радостный день гордо развернуть свои паруса. Они бессильно полоскали на ветру, а те, кто спускался в трюм этой «царицы аргонавтов», должны были зажимать носы.

«Они дали залп из всех своих бомбард». Это лаконичное сообщение современника, описывавшего прибытие корабля-призрака — ведь и сама «Виктория» и вся ее команда давно считались погибшими, — не дает ни малейшего представления о том, какого усилия стоил этот заключительный салют морякам, которые больше походили на трупы, чем на живых людей. При каждом залпе казалось, что обветшалый корпус вот-вот рассыплется. Завидев церковь Санта Мария де ла Витория, где двести шестьдесят пять участников экспедиции получили напутственное благословение, восемнадцать оставшихся в живых подняли слабые руки в торжественном приветствии.

Новость о возвращении восемнадцати участников экспедиции облетела город, передаваясь из уст в уста, и к тому времени, когда «Виктория» подошла к трианскому молу, там уже собрались друзья и близкие одиннадцати севильцев, которые числились в ее первоначальной команде; они с надеждой и тревогой всматривались в фигуры на палубе, ища и не находя тех, кого так хотели увидеть. На «Виктории» вернулся только один житель Севильи — португалец Франсишку Родригиш, плававший, как и Эль-Кано, на «Консепсьоне», пока этот корабль не был сожжен на Филиппинах.

Едва сойдя на берег, команда «Виктории» поспешила выполнить данный в море обет совершить паломничество в церковь Санта Мария де ла Витория в Триане и Санта Мария де Антигуа в Севилье — чтобы не только возблагодарить деву Марию за избавление от гибели, но и принести покаяние, так как они «ели мясное по пятницам и справляли пасху в понедельник, просчитавшись [105]на один день». И вот утром 9 сентября 1522 года граждане Севильи стали свидетелями сцены, необычной даже для их много повидавшего города.

Семнадцать человек, «более худых, чем самая заморенная кляча» (как писал Петр Мартир), босые, одетые только в рваные рубахи, более похожие на лохмотья, с длинными спутанными волосами, падающими на лица в рубцах и оспинах, с зажженными свечами в слабых пальцах, еле волоча ноги, шли гуськом за Эль-Кано к трианской церкви Санта Мария де ла Витория. В этом францисканском храме у мола они вознесли молитвы за упокой души Магеллана и всех их погибших товарищей. Зная сыновью почтительность Эль-Кано, которая позже нашла выражение в его завещании, мы можем предположить, что он молился не только об этом. Его овдовевшая мать, донья Каталина, — вот о ком он, конечно, думал в те минуты. Затем Эль-Кано повел своих людей в часовню Санта Мария де Антигуа в соборе, где вместе с ними преклонил колени перед красиво расписанным алтарем.

Разумеется, возвращение тех, кого давно считали мертвыми, произвело на севильцев огромное впечатление. И все же не такое, как на космографов и других ученых. Они сразу поняли, что это кругосветное плавание не только дает человеку гораздо более правильное представление о географии и о соотношении воды и суши на поверхности Земли [106], чем прежде, но и внушает ему гораздо большую уверенность в себе и в своих возможностях. Теперь он уже никогда не почувствует себя карликом, подавленным безграничностью земных просторов. Сообщение о новом пути на Восток было крайне важно для ведущих морских держав той эпохи — Испании, Португалии, Англии и Франции. Португалия, конечно, сразу оценила опасность, угрожавшую теперь ее монополии в торговле пряностями. А император Карл, наоборот, немедленно понял, какие выгоды сулит ему это открытие. До этого торговых путей было очень мало, открытие же пролива опровергло долго бытовавшее мнение, будто американский материк тянется сплошным барьером до самого Южного полюса. Приведя «Викторию» на родину западным курсом, Эль-Кано доказал, что земной шар можно обойти за одно плавание.

Ответ из Вальядолида на донесение Эль-Кано пришел с быстротой, далеко не обычной для той эпохи и доказывавшей, какую важность придавал император известию о возвращении «Виктории». Письмо Карла V было написано 13 сентября, то есть всего шесть дней спустя после того, как Эль-Кано отправил свое донесение. Император выражал «глубокую благодарность» Эль-Кано за то, что он благополучно привел его корабль на родину. Ему предлагалось явиться ко двору и взять с собой «двух самых надежных и осведомленных людей». Понимая, что капитан и его спутники плохо экипированы для подобной поездки, император приказал Торговой палате снабдить их всем необходимым.

Эль-Кано взял с собой кормчего Альбо и цирюльника Бустаменте. Может показаться странным, что его выбор пал на этого последнего, однако следует помнить, что Бустаменте, хотя и был, как показали последующие события, человеком крайне бессовестным, тем не менее отличался большим мужеством. Мы находим его в числе тех четырех моряков с «Виктории», которые позже вызвались участвовать в экспедиции, которую задумал Хуан-Себастьян, намереваясь вторично пройти тем же путем. И весьма вероятно, что во время их первого совместного плавания профессиональные таланты Бустаменте, не только брившего бороды, но и занимавшегося врачеванием, произвели на Эль-Кано благоприятное впечатление. Однако, выбрав Бустаменте в качестве одного из двух «самых надежных» людей, Хуан-Себастьян показал, что сам он не всегда был надежным судьей человеческих характеров.