Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Что бы ни открыло португальцам глаза на обман Эль-Кано, важно одно: дважды продав провиант испанцам, в третий раз они захватили их лодку и арестовали всех тринадцать человек ее команды. Эль-Кано, тщетно прождав всю ночь возвращения своих людей, на следующий день увидел, что к его кораблю приближается лодка с Сантьягу; ее командир, подойдя к борту «Виктории», потребовал, чтобы испанцы сдались и выдали весь свой груз. Люди затем будут отправлены в Лиссабон на корабле, везущем пряности, а «Виктория» пойдет туда же с португальской командой. Но португальцы не знали, что имеют дело с человеком, сумевшим провести свой корабль через два океана в условиях даже худших, чем те, в которых ему довелось перед этим пересечь третий океан. Заметив, что к «Виктории» от Сантьягу направляется несколько каравелл, Эль-Кано немедленно отдал приказ сняться с якоря. Накануне ночью, когда задул попутный ветер, он решил воспользоваться им и отошел дальше от острова. Теперь это обстоятельство спасло «Викторию». Когда за ней погнались португальские каравеллы, она была уже в открытом море, что составляло значительное преимущество.

Экипаж «Виктории» не только не удалось пополнить рабами, но, наоборот, он сократился на тринадцать человек. В плавании от Тидоре до островов Зеленого Мыса «Виктория» потеряла почти половину своей команды, а теперь, когда она уходила от островов Зеленого Мыса, на ней недосчитывалось почти половины тех, кто добрался до Сантьягу. На корабле остались только восемнадцать европейцев и четыре индийца, а пройти предстояло еще свыше девятисот лиг. Магеллан, конечно, был великим мореплавателем, но все же ему ни разу не приходилось вести обветшавший и давший течь корабль, располагая только восемнадцатью моряками-европейцами. И Эль-Кано принадлежит честь свершения, пожалуй, величайшего подвига в истории мореходства: он привел в родной порт ветхий корабль с горсткой изголодавшихся матросов, покрыв при этом расстояние примерно от 42° ю. ш. до 42° с. ш.

Магеллан, совершая свой великий переход через Тихий океан, не встретил ни одной бури [96]; у него было три корабля, все в сносном состоянии, а число его матросов, хотя и голодавших, равнялось примерно двумстам против двадцати двух человек, оставшихся у Эль-Кано после стоянки у островов Зеленого Мыса, причем среди этих последних уже не было плотника: плотник, в котором будет так нуждаться «Виктория» после еще поджидающих ее бурь, остался на Сантьягу в португальском плену. С другой стороны, по сравнению с Магелланом Эль-Кано обладал одним значительным преимуществом — он вырос в море. Он стал капитаном корабля, когда ему было на шестнадцать лет меньше, чем Магеллану, когда тот получил под свое командование флотилию, и теперь за спиной Эль-Кано было уже одиннадцать лет практики кораблевождения. Магеллану было уже около двадцати, когда он в 1505 году поступил на корабль Алмейды, португальского вице-короля Индии, и принял участие в сражениях у берегов Малабара, а также в великой битве при Диу, которая обеспечила португальцам господство в Индийском океане. Почти все семь лет, которые Магеллан прослужил в Индии, он провел в походах на суше. В 1513 году он воевал в Марокко и только в 1519 году в тридцативосьмилетнем возрасте вновь вернулся к жизни на море — жизни, которая через два года завершилась его гибелью на Филиппинах. Таким образом, Эль-Кано, бесспорно, был несравненно более умелым и опытным моряком, чем Магеллан.

Именно в эти последние недели обратного плавания, после стоянки у островов Зеленого Мыса, полностью раскрывается присущее Эль-Кано беспощадное упорство. Хотя «Виктория» попала в шторм, по свирепости не уступавший ураганам у «мыса бурь», капитан отказался выбросить за борт часть груза, чтобы, облегчив корабль, как-то помочь изнемогавшим матросам. Они валились с ног от усталости, «совсем ослабев», как сам он говорил о них в письме королю, и все же он заставлял их день и ночь стоять у помп. Любой ценой нужно было привести текущий, как решето, корабль в Испанию — ведь его груз мог с лихвой покрыть все расходы на снаряжение флотилии Магеллана.

Впрочем, хотя Эль-Кано не знал этого, он вез с собой нечто более драгоценное, чем пряности, — открытие, по своей важности превосходящее даже открытие пролива. Оно заключалось в окончательном установлении того факта, что человек, огибающий земной шар с востока на запад, выигрывает день [97]. Некоторые мыслители древности догадывались о такой возможности, но, разумеется, доказано это явление было только после завершения первого кругосветного плавания.

Когда шлюпка отправлялась на Сантьягу, Хуан-Себастьян велел матросам спросить на берегу, какой нынче день недели. «Четверг», — объявили они, вернувшись. «Но ведь сегодня среда», — с удивлением возразили кормчий Альбо и Антонио Пигафетта, которые все время, пока длилось путешествие, вели ежедневные записи. С ними согласились и те члены команды, которые каждый день читали молитвы, строго придерживаясь святцев. «Значит, мы ошиблись на день», — записал Альбо в своем журнале. Быть может, Эль-Кано позже узнал истину от историографа Петра Мартира, который собирал сведения о плавании у него и у его уцелевших товарищей (сам Петр Мартир узнал об этом феномене от «человека превосходнейших знаний», венецианского посла в Испании).

Судьба словно нарочно подвергла «Викторию» тягчайшим испытаниям. Корабль в таком состоянии следовало бы поставить на ремонт в надежной гавани, но на всем длиннейшем пути от Тимора до Канарских островов (которые лежали далеко в стороне от курса, выбранного Эль-Кано) ее капитан не мог куда-либо зайти, не подвергаясь величайшему риску. Чинить мачты и конопатить пазы приходилось в открытом море и часто во время бури. В начале обратного плавания Эль-Кано должен был увести свой корабль далеко на юг от обычных путей, теперь же ему приходилось вести скрипящее, текущее, потерявшее фок-мачту судно намного западнее обычных путей. 15 августа 1522 года «Виктория» проходила к северо-западу от Азорских островов, принадлежавших Португалии. С того дня, когда она покинула острова Зеленого Мыса, истек ровно месяц.

Ее капитан выбрал такой маршрут, потому что при подобных обстоятельствах наиболее кружной путь на родину оказывался кратчайшим. Это позволяло им воспользоваться барлавенто — ветром, попутным для кораблей, возвращающихся в Испанию с запада, тем ветром, который помог Колумбу добраться до Севильи, когда он возвращался из Нового Света. Вот почему 22 июля Эль-Кано направил «Викторию» туда, где ей на помощь должны были прийти западные ветры. Однако там их подстерегала чуть ли не самая страшная буря, какую им только довелось испытать. С 18 по 20 августа «Викторию» трепал один из тех ураганов, которыми отличаются эти широты, и кажется чудом, что она сумела выдержать его ярость. И все это время каждому человеку на ней, как бы измучен и слаб он ни был, приходилось работать за четверых. Только сознание, что родные берега уже совсем близко, удерживало их у снастей и помп. И еще — пример их замечательного капитана, человека такой силы воли, что его приказы выполнялись беспрекословно даже в последние, самые тяжкие недели этой страшной, но прекрасной одиссеи.