Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Склонность Эль-Кано к франтовству, о которой свидетельствует его завещание, указывает на известное тщеславие. Его атласные колеты, подбитые серебряной парчой, плащи из тонкого валенсийского сукна, отделанные золотым галуном штаны, девятнадцать рубашек и другая одежда составляют список, содержащий свыше сорока пунктов. А в этот перечень еще не включены чулки. Когда же дело доходит до этих последних, начинает казаться, что завещание писала въедливая старая дева: Эль-Кано ни разу не забывает упомянуть, какая пара новая, а какая уже ношеная.

Однако внимание, которое он уделяет судьбе своей одежды, в значительной мере отражает его доброе отношение к тем, кому он ее оставляет. Первым в связи с распределением своего гардероба он упоминает астронома и кормчего Андреса де Сан-Мартина, который во время первого плавания к Молуккским островам одолжил Хуану-Себастьяну два своих навигационных трактата. Одним из них — таблицами Иоганна Мюллера — Эль-Кано постоянно пользовался на «Виктории»; и тут мы вновь убеждаемся в его щепетильной честности: эти трактаты он приказывает вернуть Сан-Мартину, если вдруг окажется, что последний жив, а не погиб, как предполагали, во время резни на Себу. Сан-Мартин, кроме того, должен получить три куска «цветного лондонского сукна» на платье. Паж Эль-Кано Андрес де Урданета получает колет из тафты; затем следует племянник Эль-Кано Эстеван, которому он оставляет три пары штанов; его брату Мартину-Пересу предназначаются лучшие из его курток — зеленые кожаные, колет из бомбазина и пестрый плащ. Хуан-Себастьян вообще очень заботился о Мартине Пересе: приняв командование над флагманской каравеллой, он сразу же назначил своего брата ее кормчим; однако, памятуя о смерти многих своих товарищей по плаванию, Эль-Кано добавляет в завещании: «Если он и остальные его братья будут живы, вся другая моя одежда должна быть поделена поровну между всеми четырьмя».

Затем наступает очередь двух его друзей-басков, участников экспедиции, одолживших деньги Мартину-Пересу: первому должны быть возвращены его четыре с половиной дуката, а второму — два дуката; выплатить их следует из доли Эль-Кано в товарах, предназначенных для меновой торговли. Тут он возвращается к своему племяннику, завещая ему тех же товаров на сорок дукатов, и просит командора Лоайсу присмотреть, чтобы эта его воля была выполнена. (Выполнена она, разумеется, не была, ибо, как нам известно, Лоайса умер через четыре дня после составления этого завещания, а Эсте-ван пережил дядю всего на месяц.) Урданета и Эрнандо де Гевара должны получить часть мяса и муки, принадлежащих Эль-Кано, арробу (1172 килограмма) оливкового масла, вяленых угрей и тридцать сыров. Они должны делиться этим со своими сотрапезниками. Капитан-генералу Лоайсе он оставляет десять сыров. (Эти распоряжения странно противоречат сообщению о том, что умирающему Лоайсе в качестве очистительного могли предложить только крысу.) Эль-Кано педантично указывает, что Мартин-Перес должен разделить один из принадлежащих ему бочонков белого вина с другим его братом — Очоа. Однако вторым бочонком Мартин-Перес может распоряжаться по своему усмотрению. Еще один его друг-баск получает цветной шнур и подкладку «для штанов, которые я ему оставляю». Не забыт и капеллан: ему завещаются по полмеры муки, кукурузы и оливкового масла, а также две рубашки.

Любопытно, что Бустаменте — тот самый Бустаменте, которого он взял с собой ко двору, когда ему было предписано привез!и с собой туда только двух человек, и которого он недавно назначил контадором флагманского корабля, — не упоминается в завещании ни разу, там говорится только о «цирюльнике», получающем пол-арробы масла — хотя этот дар не так уж мал, он все же не идет ни в какое сравнение с тем, что было завещано друзьям Эль-Кано.

Покончив со второстепенными статьями, Эль-Кано переходит к главному. Наследником остального своего имущества он назначает Доминго де Эль-Кано, своего сына от Марии де Эрньяльде; однако мать Эль-Кано, донья Каталина дель Пуэрто, получает право пользоваться этим имуществом пожизненно или сколько пожелает.

«А если по воле божьей указанный Доминго умрет при жизни моей госпожи матери, то ни его матери и никаким другим его родственникам не дозволено будет распоряжаться его наследством, а право это принадлежит только моей госпоже матери».

Эль-Кано объявляет, что в случае, если его сын умрет, не оставив потомства, наследство должно перейти к его дочери. Свою мать, донью Каталину, он назначает ее опекуншей и прямо указывает, что его братья не должны иметь никакого касательства к управлению наследством его дочери; он поручает это своей «госпоже матери». Он просит донью Каталину присмотреть, чтобы эта его воля была выполнена, но при условии, что его дочь будет во всем слушаться его душеприказчиков.

Центральное место, которое донья Каталина занимает в завещании Эль-Кано, указывает, что она была незаурядной женщиной, наделенной исключительной силой воли — подтверждение этому мы находим в том упорстве, с каким она добивалась от фискальных властей выплаты сумм, причитавшихся ее сыну. Однако заботливость Эль-Кано по отношению к донье Каталине показывает, что он любил мать, а не просто считал ее практичной и деловой женщиной, способной воспитать двух его незаконных детей, о существовании которых она даже не подозревала. Не забыв, что она дала и ему, и его братьям деньги на покупку доли в грузе экспедиции, и по горькому опыту зная, как часто казначейство задерживает такие выплаты, Эль-Кано разрешает матери взять сто дукатов из имеющихся наличных денег, не отчитываясь в них перед остальными душеприказчиками. И снова, как в случае с «юной девственницей», которую он обесчестил, с астрономом Сан-Мартином, одолжившим ему книги, и с двумя друзьями — кредиторами его брата, здесь находит выражение щепетильность, свойственная Эль-Кано.

В случае, если и его дочь, унаследовав его имущество, умрет бездетной, оно должно перейти к его брату Мартину-Пересу. Мартин-Перес назначается одним из душеприказчиков Эль-Кано, чьи имена перечисляются в следующем порядке: командор Лоайса, донья Каталина дель Пуэрто, Мартин-Перес, Родриго де Гайнса, Сантьяго де Гевара, Мартин де Уркьола, Доминго-Мартинес де Горостьяга (уроженец Гетарии).

Некоторые авторы клеймили Хуана-Себастьяна за предательство по отношению к Магеллану. Но можно задать вопрос: а способен ли был человек, подобный Магеллану, завоевать преданность такого крайнего индивидуалиста, как Эль-Кано? Лоайсе же он был верен с начала и до конца: в предпоследнем пункте своего завещания Эль-Кано просит капитан-генерала блюсти его интересы «при дворе его величества» и говорит, что во всем уповает на Лоайсу. Человек, который так относится к своему начальнику, не мог быть мятежником по натуре.