Вадим Нестеров - Жизнь примечательных людей. Книга вторая

Про второго, Евгения, 5-го герцога Лейхтенбергского, я уже писал.

Тоже ничего хорошего. Два морганатических брака и всю вторую половину жизни — позорная роль не то рогоносца, не то сутенера при живущей с другим жене. Писал и про его единственную дочь Дарью, унаследовавшую проклятие рода.

Младший из братьев, Георгий, был единственным, кто женился на ровне, но счастья ему это не принесло.

Первая жена, Терезия Ольденбургская, умерла через три года после свадьбы. Вторым браком был женат на принцессе Анастасии Черногорской, дочери черногорского князя Николы I Негоша. Жену свою никогда не любил, жил практически отдельно, и узнав о том, что жена запросила развод — с радостью согласился. Вскоре после развода Анастасия вышла замуж за его троюродного брата — великого князя Николая Николаевича, с которым у нее к тому времени был многолетний роман.

Каким была бы семейная жизнь третьего из братьев, Сергея, можно только гадать.

Он долго не женился, и в свете считался ветреным молодым человеком не лучшей репутации. К удивлению многих, с началом русско-турецкой войны 27-летний князь добился отправки на фронт и участвовал в боях за освобождение Болгарии. При этом нельзя сказать, что он горел идеалами славянофильства или был идейным бойцом. Как писал вышеупомянутый граф Шереметьев,

Я был очень предубежден относительно его, но во время похода нам часто приходилось быть вместе. Он заходил ко мне в кибитку, и мы долго и много разговаривали. Он, видимо, имел в себе большие задатки, в нем была большая наблюдательность, острый и широкий взгляд. Он участвовал в войне без убеждения и войне не сочувствовал, его вкусы были направлены в другую сторону. Незадолго до смерти он говорил мне, что жаждет окончания войны, чтобы посвятить себя всецело искусству.

Посвятить себя искусству не получилось — 2 октября 1877 года во время дежурной разведки Рущукского отряда в районе села Иваново (при турках — Йован-Чифтлик) произошло нечаянное столкновение с турецким отрядом. Во время этой стычки Его Императорское высочество, светлейший князь Сергей Максимилианович Романовский был убит пулей в голову.

На месте его гибели болгары поставили мемориал.

Князь Романовский стал первым членом Российского императорского дома, погибшим на войне, и оставался таким долгие годы. Второй и последний случай произошел уже в Первую Мировую войну, за несколько лет до падения династии.

Но о нем — в следующий раз.

"4 апреля 2018 г. человечество отметило 200-летний юбилей одного из наиболее популярных писателей в жанре приключенческого романа — Томаса Майна Рида".

В этой фразе не все верно.

Прежде всего, конечно, никакой он не Майн Рид, а юбилей отмечает только лучшая часть человечества. И вообще с этим писателем все очень непросто, все как-то перепуталось, да так, что не сразу и распутаешь.

Проще всего с именем. По всем правилам английской транскрипции его имя на русском пишется как «Мэйн», но в XIX веке транскрипция никого не заботила. Поэтому после того, как в первом российском собрании сочинений, выпущенном известным издательством Маврикия Вольфа, автора назвали «Майном Ридом» — он так Майном навсегда и остался. Ходи и радуйся, что легко отделался. Вон, известный роман Вальтера Скотта вообще довольно долго издавали как «Ивангое» и ничего.

Со всем остальным все несколько сложнее. Его книги в России были востребованы всегда — и до революции, и в советское время Рид был одним из самых издаваемых зарубежных авторов. Но при этом фигура самого писателя, по большому счету, никогда никого не интересовала — ни читателей, ни критиков, ни литературоведов. Больше чем за столетие никто так и не сподобился не только монографию о нем написать, но даже и толковый библиографический обзор составить.

И тому есть несколько причин. Во-первых, целевой аудиторией его книг всегда были подростки, грезящие о доблестях, о подвигах, о славе. При этом вся биография автора свидетельствовала о никчемности этих мечтаний и годилась разве что покаркать: не ходите, мол, дети, в Африку гулять.

Потому как сам Томас Майн Рид, родившийся на Британских островах в семье благонамеренного скучного пресвитерианского пастора и дочери священника, был точно таким же романтичным юношей. Однажды он удрал из отчего дома в Америку, мечтая о схватках с индейцами, поисках сокровищ, подвигах на войне и прочих таинственных Эльдорадо. Закончился этот поход за приключениями точно так же, как заканчиваются практически все подобные вылазки.

Отцовские деньги быстро закончились, сокровища все никак не находились, а нищета и безработица заставляли служить то продавцом в магазине, то домашним учителем, то бродячим актером, а то и надсмотрщиком за рабами. Попытка сходить на американо-мексиканскую войну тоже не сказать чтобы прошла удачно: во время штурма замка Чапультепек в пригороде Мехико Рид был тяжело ранен в бедро и остался лежать на поле боя под трупами убитых. Его сочли погибшим, и семья в Ирландии даже получила извещение о смерти сына. Недоразумение разрешилось довольно быстро, но от последствий ранения он не избавился до конца жизни.

В общем, реальная жизнь, большая любительница постучать чужим лицом о твердый асфальт, рано или поздно сбивает с носа розовые очки. Вот и наш герой, оклемавшись и вернувшись несолоно хлебавши в Англию, наконец сообразил, что писать про приключения и поиски сокровищ гораздо приятнее (и много выгоднее!), нежели заниматься этим в реальности. Рид становится писателем, и первый же роман — «Вольные стрелки», о событиях Мексиканской войны — приносит ему славу и успех. Его книги принимались читателями «на ура!», но и писательство не принесло человеку счастья.

Его жизнь была трудной: кабальные контракты с издателями, непонимание жены, вечные болезни из-за старых ран, депрессии, которые довели его до психиатрической лечебницы. Самое обидное, что слава, в полном соответствии со своей репутацией, оказалась дамой более чем ветреной. Уже к концу жизни Капитана Майна Рида — так он подписывал все свои романы — начали забывать и на родине, и в США. А сегодня в англоязычном книжном мире он известен разве что специалистам. Показательно, что англоязычная Википедия неопределенно замечает: мол, да, был такой писатель, работавший в стиле Фредерика Марриета; Рузвельт, мол, в воспоминаниях отмечал, что в детстве зачитывался его книгами. Но это в прошлом, а вот в России и Польше он почему-то до сих пор популярен!

И Википедия, на удивление, не врет. Риду не повезло на Родине, но повезло на бывшей одной шестой и в ее социалистических окрестностях. Здесь он получил невиданную популярность еще до революции, а в советское время оказался одним из считанных «развлекательных» авторов, допущенных к переизданию. Что и обеспечило ему толпы поклонников вплоть до конца XX века. Почему его разрешали — можно только гадать. Вряд ли из-за лондонского митинга социалистов в феврале 1855 года, куда писатель был приглашен наряду с Карлом Марксом и Александром Герценом, о чем в обязательном порядке уведомляли читателей авторы всех советских предисловий.