Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Идеалом была провозглашена асексуальность, девство в миру, целомудрие, которое обозначалось греческим термином софросини, что означало также «умеренность», и понималось, как умение обуздывать свои вожделения и страсти. Святитель Иоанн Хрисостом сравнивал подвиг девства с мученичеством. Более того, он даже превозносил девство над мученичеством. Действительно, для женщины преодолеть свою природу будущей матери — это великий подвиг. Поэтому в ромейской семье идеальным считалось после рождения детей перейти к набожной, целомудренной жизни. Важнейшим понятием становится чистота, незапятнанность помыслов и дел. Внешне это должно было выражаться в очевидной стыдливости, тихой походке и в скромном, смиренном выражении лица. Чем целомудреннее жизнь, тем ближе она к ангельской, учили Отцы Церкви.

Образцом такого целомудрия в браке для Григория Богослова стала его сестра Горгония, которая не смеялась, а лишь тихо улыбалась, умела подчинять язык разуму, никогда не пользовалась косметикой, была благоразумна, благочестива, имела проницательный ум, давала советы родственникам и соседям, умела хорошо говорить, но предпочитала молчать, любила храм, принимала в своем доме клириков, была терпеливой в страданиях и милосердной к бедным. Несмотря на замужество, она пренебрегала телом, нарядной одеждой и проводила ночи в псалмопении и молитве. К слову, мать Григория Богослова, Нонна, скончалась в церкви во время молитвы, что явилось примером особой богоугодной кончины.

Частная жизнь все более сводилась к целенаправленным действиям, направленным на спасение своей души, а Жития внушали, что этого надо достигать самыми радикальными способами, не останавливаясь ни перед чем. Житие Луции Сиракузской рассказывает жутковатую историю искушения святой, красивой девушки, которой настойчиво, довольно нагло домогался некий молодой человек. Не в состоянии отбиться от приставаний, она спросила его: «Что больше всего привлекает тебя во мне?», на что тот ответил: «Твои прекрасные глаза». Тогда Луция вырвала оба глаза и отправила их своему обожателю с запиской-просьбой оставить ее в покое. Но Бог внял ее страданиям и по молитве вернул ей зрение, отчего святая до сих пор почитается как покровительница всех, кого мучают глазные заболевания.

Понятно, почему в силу таких ментальных сдвигов женщины-христианки усвоили переход к закрытым одеждам, исключавшим любую возможность обнажения. Общее настроение византийской моды — это полная непроницаемость одежды. Она старалась скрыть все и полностью пренебрегала телом. Более того, создается новое понятие красоты, где фигура стала аскетичной, худой, скукоженной, с опущенными плечами, стянутой грудью, скрытыми до пят ногами. Даже украшения равномерно распределяли по одежде и обуви для того, чтобы отвлекать внимание от форм женского тела. Прекрасным должно было быть прежде всего лицо, чьими глазами смотрит на мир душа. Поэтому красивыми считали удлиненный овал лица, подчеркнуто высокий лоб, прямой тонкий нос, маленький изящный рот и огромные глаза, желательно с выражением печали и кротости, как в лике Богоматери. Тем не менее, если верить произведениям византийской художественной литературы, эталоном красоты ромеи считали стройную женщину среднего роста, с мягким овалом лица, большими выразительными глазами, точеным носом с горбинкой, алыми губами, жемчужно-белозубой улыбкой, пылающим румянцем на щеках, тонкой талией и статной, изящной осанкой. Как и во времена Елены Троянской, воспетой древнегреческим Гомером, византийские писатели и поэты восславляли златокудрых, черноглазых и чернобровых красавиц с беломраморной кожей и ровным рядом зубов, сверкающих белоснежной нитью жемчуга. К примеру, Анна Комнина восторженно писала о прославленной своей красотой Марии Аланской, супруге василевса Михаила VII Дуки (1071–1078 гг.): «…а была она высокой и стройной как кипарис, кожа ее была бела как снег…, а лицо имело оттенок весеннего цветка или розы».

Отцы Церкви настаивали, что внешний облик женщины — это образ Божий, который не должен затемняться косметикой. Строгий аскет Григорий Назианзин наставлял по этому поводу: «Один румянец хорош — румянец стыдливости, и одна белизна — происходящая от воздержания, а притирания и подкрашивания, искусство делать из себя живую картину, удобно смываемое благообразие — для зрелищ и распутий, для тех, кому стыдно и позорно краснеть от стыда».

Тем не менее, это не значит, что в миру преобладали такие, как его сестра Горгония. Скорее, наоборот, таковых было меньшинство. Косвенно это подтверждается существованием медицинских трактатов, которые предлагали различные рецепты по уходу за кожей лица, по борьбе с морщинами и укреплению волос, нанесению различных косметических масок, красок.

Чтобы предотвратить появление морщин, рекомендовали наносить на лицо растворенные в старом выдержанном вине семена редьки с горьким миндалем или растворенные в уксусе сухие корочки дыни с небольшим добавлением камеди, после чего полагалось умыться с чечевичной мукой. От мороза кожу спасали масло из лилий или нарциссов, а от жары — пахучее розовое масло в сочетании с такими компонентами, как яичная мука или выжимки из дыни. Свекольный сок, смешанный с мукой из бобов цветка люпина белого, рассматривался как хорошее средство для укрепления волос и придания им пышности. Чтобы препятствовать их выпадению, голову мазали специальной смесью, которую готовили посредством длительного кипячения розового масла, ладана и свежих листьев мирта. Стать блондинкой можно было, намазав волосы на три дня розовым маслом и осадком старого вина, смешанного со смолой сосновых шишек в размере половины осадка. Для окраски волос в черный цвет пользовались соком цветка анемона или вороньими яйцами. Возможно, по античной традиции продолжали практиковать эпиляцию, включая интимную, удаляя волосы выщипыванием, бритьем или опаливая их огнем свечи или светильника.

Некрасивость, уродство воспринимались как трагедия, считались едва ли не Божиим наказанием и могли служить поводом для ухода в монастырь. «Страшная на вид» женщина была обречена на неудачи на протяжении всей жизни. Многие ромейки тщательно следили за своей внешностью: занимались лифтингом, эпиляцией, румянились, заботились о белизне лица, подкрашивали глаза и ресницы, использовали аромата-благовония, носили украшения, невзирая на то, что духовенство смотрело на такие занятия как на «распутство», видя в женщине в первую очередь виновницу первородного греха. Добавим, что чрезмерные траты на пустяки, случалось, вели к разорению, ибо, по справедливому мнению благоразумных ромеев, никакие богатства не в состоянии удовлетворить всех желаний женщины полностью. Невзирая на это, даже простые горожанки и крестьянки не отказывались от ношения перстней, круглых или восьмигранных колец, браслетов, сережек, цепочек, подвесок, образков, хотя зачастую это были не золотые и серебряные изделия, а бронзовая, латунная или стеклянная бижутерия, полудрагоценные, дешевые камни, бусы. В любом случае многозначительным остается факт, что в Ромейском царстве ремесло ювелиров соперничало по важности с текстильной отраслью.