Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Аристократка Евдокия Макремволитисса, племянница известного патриарха Михаила Кирулларя, была замужем за Константином Дукой, случайно попавшим на престол в 1059 г. Она написала особого рода хрестоматию, где сначала изложены разные сказания, генеалогия языческих богов, превращения героев и героинь, мифы и аллегории, а за этим следуют выдержки из разных писателей-философов, медиков, риторов, поэтов, с биографическими сведениями об этих писателях и с перечислением их сочинений. Из труда Евдокии видно, что она получила хорошее воспитание, великолепно знала греческую литературу и в начитанности не уступала самым ученым ромеям. После смерти 60-летнего Константина Дуки у нее остались малолетние дети, включая наследника, 14-летнего Михаила. Но воспылав любовью к храброму, высокому, широкоплечему, благородному красавцу, полководцу Роману Диогену, замешанному в неудачном заговоре против царствующего дома, в 1068 г. она спасла его от казни и вскоре вышла за него замуж, полагая, что он сможет спасти Ромейское царство от смертельной опасности со стороны кочевников-сельчуков. Однако семейство Дук сделали все, чтобы обречь его на поражение и турецкий плен, после освобождения из которого в 1071 г. он был в очередной раз предан и зверски ослеплен: Романа придавили к земле тяжелым щитом, и палач четыре раза запустил ему в глаза раскаленный шест от палатки. Через несколько дней он умер в мучениях, оставив Евдокию вдовой при императоре Михаиле VII Дуке (1071–1078 гг.), ее родном сыне.

Роль роковой красавицы-интриганки, подобной Феофано, выпала и на долю царицы Марии Аланской, сначала супруги василевса Михаила VII Дуки Парапинака (1067–1078 гг.), а после его свержения — Никифора III Вотаниата (1078–1081 гг.). Приложив все усилия к устранению и второго мужа-старика, она умудрилась пристроить своего сына в зятья прорвавшемуся к власти Алексею I Комнину (1081–1118 гг.) — родоначальнику блестящей царской династии Комнинов, но была обвинена, видимо, вполне справедливо, в участии в очередном заговоре, подверглась опале и оказалась в изгнании на острове Принкипо в Мраморном море.

Алексей I Комнин в первые, самые тревожные годы своего царствования, отправляясь в трудные и опасные военные походы против норманнов, оставлял за собой политические дела и военную администрацию, а все остальные бразды хлопотного внутреннего правления и судопроизводства вручал своей матери, грозной Анне Даласине, женщине с мужским характером, полагаясь на ее природный ум, высокое образование и «многоопытность в житейских делах». Основания для этого были: долгие десять лет, оставаясь вдовой, она предельно умело вела семью Комнинов сквозь бури смутной эпохи, пока на закате жизни не удалилась в константинопольский монастырь Спаса Всевидящего, вероятно, ею основанный.

Ее внучка, тоже Анна, старшая дочь царя Алексея Комнина, с детских лет питала надежды на трон. Сначала она была обручена с сыном Михаила VII (1071–1078 гг.) Константином Дукой и на протяжении пяти лет являлась предполагаемым наследником царской короны, пока у нее не появился младший брат, Иоанн, и разрушил ее честолюбивые мечты. После безвременной кончины молодого Константина, она стала в 1097 г. женой ученого аристократа Никифора Вриенния, который проявлял глубокий интерес к истории, и которого Анна хотела бы сделать из кесаря василевсом. После кончины Алексея Комнина в 1118 г., она вместе с матерью, Ириной Дукеней, стала организатором заговора и переворота, целью которого было отстранение от власти, а, может быть, и убийство Иоанна. Однако переворот не состоялся и в итоге Анна, потеряв все, была отстранена от двора. Покинутая и униженная, она провела оставшиеся 35 лет своей жизни в одиночестве, в монастыре, ища утешение в ученых занятиях. Здесь же, на склоне лет политическая неудачница благородных кровей сумела написать великолепное жизнеописание своего героического отца.

Но, сколько бы мы не перечисляли, в любом случае, такого рода персонажи относились к категории «женщина миф», особенно после VII в., и, главное, были скорее исключениями, чем постоянной практикой. Достаточно заметить, что к единственной единоличной правительнице Ромейского царства — Ирине, властно правившей на рубеже VIII–IX столетий, в официальных документах неизменно обращались в мужском роде, называя ее все же «василевсом», а не «василиссой». Ни одна даже самая знатная и умная дама не попала в Ромейском царстве в списки членов синклита, совещательного органа при императоре. Женщина не могла властвовать над мужчиной. В лучшем случае императрицам приходилось довольствоваться шаткой ролью регента при несовершеннолетнем сыне или неспособном, больном муже, как это было, к примеру с августой Софией, после того как император Юстин сошел с ума. Появление целого класса образованных женщин-аристократок в поздней Византии в большей степени говорит о росте аристократии, нежели о возвышении женщины, которой идеология неизменно отводила второе место после мужчины.

Ромеи ценили и чтили в идеальной женщине, прежде всего, кротость и мягкость характера, угодливость, послушность, преданность, верность, богобоязненность, благочестие, целомудрие, бережливость, мудрость, любовь к детям, красоту и образованность. Наряду с этим к женским добродетелям относили проницательность, воспитанность и благородство. Однако даже писаная красавица, знакомая со всеми тонкостями риторики и стихосложения, не могла рассчитывать на удачное замужество, если ходили слухи о ее нескромном поведении, расточительности, строптивом характере, своевольном отношении к мужчине. Видимо, недаром Феофил, выбирая на смотре красавиц невесту, не отдал золотое яблоко — символ его выбора своенравной, остроумной Кассии, которая на его провокационное заявление: «Зло пришло в мир через женщину», то есть Еву, метко парировала ему: «Но и добро пришло в мир через женщину», имея в виду Богородицу. Сам начитанный и умный, он расценил такой ответ потенциальной супруги как провал «теста на строптивость».

Женщина, одержимая злословием, злобой и темными силами, как считалось, могла проклясть и наслать губительную болезнь. Так, в авторитетном трактате «О Граде Божием» влиятельного епископа Аврелия Августина Блаженного (354–439 гг.) поучительно рассказывалось, как в североафриканском городе Гиппоне вдова за оскорбление от своих семерых детей наслала на них тряску всех членов и только по молитвам дети были чудесным образом исцелены.

Под радикальным влиянием христианства пропал свойственный грекам и римлянам интерес к красоте человеческого тела и возник интерес к духовной красоте человека. Женская нагота в силу того, что она разжигала греховную похоть, оказалась под категорическим запретом. Публично обнажаться могли только балаганные актриски или блудницы, пускавшиеся во все тяжкие, если верить злым сплетням Прокопия об августе Феодоре. Но для всех прочих плотская любовь отождествлялась со смертью, с диаволом, а источником блуда считался бес, демон блуда. Полагали, что именно он посылает искушение в виде лица противоположного пола, а также и наяву, и во сне являет картины «мужчин и женщин занимающихся срамными игрищами друг с другом». Отцы Церкви и составители Житий давали немало советов по борьбе с этим и другими бесами, заявляя, что в будущей загробной жизни, в Царствии Небесном после всеобщего Воскресения не будет различия между полами.