Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Центром торжества в честь рождения императора до XI в. оставался Большой императорский дворец, где в триклинии Юстиниана после подачи блюд могли выступить танцовщицы.

Императорские свадьбы — еще один повод к празднику осуществлялись по чрезвычайно сложному и торжественному ритуалу, который проводил Патриарх. Жених и невеста появлялись в парадных одеждах и в свадебных венцах, подобных тем, которые до сих пор используют в Православной Церкви при венчании. Над головой императорской четы подвешивалась пурпурная ткань. По окончании церемонии вся присутствующая знать преклонялась перед молодоженами и, выстроившись в процессию, сопровождала своих монархов в императорский дворец, где хоры факций прасинов и венетов приветствовали их пением под игру органа, принадлежавшего мере прасинов. Потом царственные новобрачные переходили в свою спальню, где сняв венцы и положив их на кровать, принимали гостей. Все завершалось праздничным пиром в упомянутом выше огромном Триклине 19 лож.

Такие праздники, расцвечивавшие и дворцы, и улицы, входили в число актов придворного церемониала и совершались по строгому порядку, с обязательным вручением подарков. Так, во время восшествия на престол раздавали тысячи эпикомпий — полотняных мешочков или завязанных платков, в каждом из которых было по несколько золотых, серебряных и медных монет. В этом никто не превзошел Юстиниана II, который раздал в один год народу, армии, врачам, адвокатам, золотых дел мастерам и даже банкирам 7200 литр золота — больше полумиллиона номисм! Такие эпикомпии полагалось разбрасывать в толпе и во время праздничных церковных шествий от имени Патриарха, который получал для этого деньги от царя, но при этом монеты могли быть только серебряные и медные, а не золотые. Во время Пасхи или Рождества Богородицы среди прочих важных действий был обряд раздачи бесплатного хлеба, который выпекали в эргастириях булочников из государственных запасов зерна.

Случалось очень пышно, с блеском и великолепием принимать чужеземных государей, особенно тех, которые были нужны Империи ромеев, и на которых поэтому надо было произвести особое впечатление. Именно таким событием явился памятный двухнедельный визит в Константинополь султана грозных сельчуков Кылыч-Арслана I в 1162 г. Ему приготовили трон, обшитый золотом и украшенный драгоценными камнями и жемчугом, а сам принимавший гостя василевс Мануил Комнин щеголял на шее невиданным рубином размером с яблоко. Гостю дважды в день подносили изысканные еду и питье в золотых и серебряных сосудах, которые каждый раз оставляли ему в дар. Не было числа пиршествам, конным и прочим цирковым соревнованиям, вершиной которых стала потрясающее, феерическое представление на воде с демонстрацией устрашающих возможностей «жидкого огня». В ответ султан решил тоже удивить собравшихся. Он приказал организовать прыжок с высокой вышки некоего «летуна», облаченного в просторное одеяние с множеством больших карманов, которые, как думалось, будут наполняться воздухом во время полета и помогут телу парить над землей. Когда убившегося экспериментатора уносили, народ, как повествуют источники, рыдал и корчился от смеха, довольный тем, что нашелся повод принизить варваров-сельчуков, в прямом смысле ударившихся в грязь лицом.

В праздничные дни ромеи превращали улицы в восхитительное зрелище, украшая их плющом, лавром, миртом, розмарином, вывешенными из домов коврами, гобеленами и тканями. Горожане веселились вовсю: водили хороводы на площадях, пели гимны в честь виновника торжества; во дворце пировала высшая знать, не чуравшаяся личного участия в костюмированных представлениях-карнавалах. Василевс устраивал раздачи медных денег народу, на площадях на специальных длинных столах выставлялось даровое угощение, организовывались грандиозные зрелища на центральном Ипподроме с публичными театральными представлениями — скениками , показом (но не убийством) различных диких животных и птиц. Примечательно, что сам ипподром византийцы иногда называли феатрон — дословно «театр». Он стал зрелищным символом Ромейского царства. Недаром изображения императорской ложи Ипподрома в XI в. украсили стены бесконечно далекого, но прославленного храма Софии Киевской.

Уже император Константин I Великий сделал главный столичный Ипподром центральной фигурой Большого императорского дворца, в комплекс которого он был включен. Этот Ипподром, перестраиваясь, расширяясь, со временем стал способен вместить до 80 тысяч человек, а в особых случаях — до 100 тысяч. Места здесь были бесплатными. Арена подковообразной формы была окружена такой же формы стамой— трибунами с десятками рядов невысоких (38 сантиметров) сидений для зрителей, а на одной стороне имела императорскую ложу — Кафисму, дословно «сиденье», бронзовые двери которой были напрямую связаны с Большим императорским дворцом. В пространстве стамы под Кафисмой, на террасе-балконе, охраняемом стражей, император или кто-либо из самых высоких сановников награждал победителей ристаний.

Изогнутый полукругом конец Ипподрома, где колесницам надо было делать крутой поворот, назывался Сфендона. Ее массивная часть с толстенными стенами скрывала 25 сводчатых помещений, которые поначалу служили для содержания доставленных на травлю диких зверей, а позже были превращены в водосборные цистерны. Сверху Сфендона была увенчана гигантской колоннадой из полусотни десятиметровых колонн, прикрывавшей часть сидений зрителей. Перпендикулярно ей арену для забегов перерезала невысокая разделительная двойная стена-барьер, Спина— «Колючка», в промежутках которой были размещены такие знаменитые редкости как громадный, до тридцати метров, четырехугольный обелиск с иероглифами, доставленный при Феодосии I из Египта и украшенный огромной медной шишкой, бронзовая змеевидная колонна из Дельф — часть монумента в честь победы греков над персами в 479 г. до н. э., еще один колоссальный обелиск, покрытый бронзовыми листами по приказу Константина VII Багрянородного, четыре фонтана, разнообразные статуи. Среди украшений Ипподрома были даже картины самых лучших гоночных колесниц, упоминаемые в Палатинской антологии.

Четверо из двенадцати ворот, ведших на Ипподром с торцовой стороны, скрывали двери Карцеров для лошадей. Скорее всего, именно над ними, а не над Кафисмой, как иногда предполагают, на башне или на четырех колоннах высилась позолоченная бронзовая квадрига творения выдающегося древнегреческого скульптора III в. до н. э. Лисиппа. Большая часть этого великолепия сгорела дотла в печально памятном 1203 г., а оставшееся было расхищено латинами, как, например, квадрига, вывезенная в Венецию, где она по сей день украшает собор Сан-Марко. Рассказывают, что одну из трех змеиных голов с витой Змеиной колонны, сохранившейся в Стамбуле до сих пор, отшиб ударом дубины султан Селим II Пьяница, а другую отсек ночью 1700 г. вдрызг пьяный шляхтич, приехавший с посольством ко двору турецкого султана. Лишь третья, найденная в 1848 г., хранится в стамбульском Археологическом музее.