Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Из трактата пресвитера Феофила (XI в., Германия) о процессе изготовления расписных византийских поливных сосудов.

[…] изготовляют блюда […] и прочие сосуды из глины, которые они расписывают следующим образом: они берут краски всех видов и каждую из них растирают по отдельности с водой; к каждой краске добавляют пятую часть мелкозернистого стекла того же цвета, смешанного с водой […]. Этой смесью они рисуют круги, четырехлистники и размещают в них животных, птиц, растения или что-либо иное по своему вкусу, а после того, как сосуды расписаны таким образом, их ставят в стеклоделательную печь […] такие вазы могут быть частично украшены золотыми листочками или припорошены золотом или серебряным порошком.

Из «Василик» (X в.) и схолий к ним относительно предписаний по продаже товаров.

LX. 22. 6. […] Злоумышляющие против благополучия и скупающие товары, и припрятывающие их в выжидании времени эндеи (недостатка), если они предприниматели, лишаются права заниматься своей профессией и подвергаются изгнанию. Если же это люди бедные, то присуждаются к принудительным работам.

Схолия к закону. Злоумышляют против евфинии (благосостояния общества) и производят смятение [в народе] обычно палинкапилы (перекупщики); необходимо вести борьбу против их алчности. […] Нужно следить, чтобы не было палинкапилов каких бы то ни было товаров. Чтобы не было и тех, кто припрятывает купленные товары, ни купцов, которые не желают продавать товары по справедливым ценам, ожидая неурожайного года; чтобы они не разрушали евфинию.

Из речи ритора Ливания (314 — ок. 393 гг.) о положении антиохийского кабатчика.

XLVI. 10–16. «Кабатчики, — говорит он (правитель города), — обманывают посетителей в мере вина». Да, Государь, но их самих обижали […]. Много существует властей и у каждой толпы служителей, и из них в составе каждой в свою очередь вестники, посыльные, следователи […]. И вот эти-то люди, которых массы, врываясь в кабаки по несколько раз ежедневно, пьют до опьянения, не вино только, но и то, что к нему примешивают. Никто при этом кружек не считает […]. Но приходится или молчать, или погубить себя […]. Те […] что более совестливы, поставив кружку […], уходят […], другие забирают и сами кружки. Но и от тех, первых, не получишь и обола […]. Ушли одни, приходят другие. Страх, внушаемый этими даровыми потребителями, заставляет еще им отдавать предпочтение перед теми, кто платит […]. Что же тогда удивительного, если под влиянием таких покраж они (кабатчики) прибегали к […] уловке в отношении мер.

Из письма епископа Феодора Никейского василевсу Константину VII Багрянородному о разбойном нападении пьяниц в Константинополе в середине X в.

Часы пробили седьмую стражу ночи, дело шло к утру, и мы отправились в храм Свв. Апостолов [171] Апостолион (см.: Карта 8). . Около Артополия [172] Хлебные ряды в самом центре Константинополя, на главной улице — Меси (Средней, или Срединной). нам повстречалась компания мерзавцев, вооруженных снаружи палицами с железными навершиями, а внутри — чрезмерной выпивкой. Они бросились ко мне с криком «Смерть ему!», на меня обрушились палки, дубины и все, что было под рукой. Четверо или больше держали под уздцы коня, не давая двинуться. Я кричал, сколько было голоса, пока один не стукнул меня палицей по голове. Но и упавшего, меня продолжали избивать, пока кто-то из жалости не заявил, что я умер. Их предводитель, словно очнувшись от сна, — ясно, что всю ночь он общался с Дионисом, — подошел ко мне и, вместо того, чтобы попенять этому сброду за пролитую кровь, сказал, будто я сам виноват, и двинулся дальше со своими приспешниками, испуская нечленораздельные и непристойные вопли, словно полоумный. Только тут из темных щелей повылезали мои слуги — все это время на улице не появлялось ни одного прохожего: все от страха попрятались. Прошло два часа, прежде чем мне оказали помощь.

Из правил Шестого Вселенского церковного собора в Константинополе(680–681 гг.).

Правило 86: Тех, кто набирает и содержит блудниц к соблазну души, если они клирики, повелеваем отлучать и извергать, а если миряне, отлучать.

Из «Хронографии» Михаила Пселла (1018–1097 гг.), придворного и ученого, относительно богоугодных дел василевса Михаила IV Пафлагона (1034–1041 гг.).

XXXIV. Мне известно, что этот муж после прихода к власти выказывал всяческое благочестие и не только чтил Божии храмы, но и очень заботился и радел о мужах-философах, философами же я называю не тех, кто исследует сущность бытия, ищет основы мироздания, основами же своего спасения пренебрегает, а тех, кто отринул мир и живет выше его [173] То есть монахов-аскетов. . Кто из людей такой жизни остался неизвестен императору? Какую только землю или море, какую горную кручу или потаенную земную пещеру он не исследовал, чтобы обнаружить скрывавшихся там? А найдя и доставив во дворец, какие только почести им не оказывал: омывал запыленные ноги, а потом обнимал и сладко целовал их, скрываясь от чужих глаз, надевал на себя их рубище, укладывал подвижников на царскую постель, а сам растягивался на низком ложе, подложив себе под голову большой камень, совершал он и многие другие достойные удивления вещи. Говорю же я об этом не из желания прославить его, а только чтобы сообщить истину.

XXXV. Более того, в то время как все стремятся избежать общения с больными и увечными, он, посещая таких людей, припадал щекой к их язвам, обнимал и целовал их, обмывал их тела и служил им, как раб господину. Так пусть замкнутся уста презренных клеветников, и славный этот самодержец освободится от поношений. Но об этом только попутно.

XXXVI. Итак, самодержец все сделал, чтобы снискать себе прощение Божие: обратился ко всяким богоугодным делам и искал содействия святых душ. Немалую часть царской казны истратил он, основывая по всей земле монастыри — прибежища для монахов и монахинь. Помимо этого, он соорудил новый приют, который назвал Птохотрофием [174] Птохотрофион (дословно «кормилище для нищих») был сооружен в районе Галаты (регион XIII), на противоположном, северном берегу гавани Золотой Рог (Карта 8). , и к избравшим подвижническую жизнь потекло рекой золото. В числе прочих его замыслов был и такой, предназначенный для спасения загубленных душ. Город в то время был наводнен множеством продажных женщин; император не пытался наставить их на истинный путь словом — это племя глухо к спасительным увещеваниям — и не пробовал удержать силой, чтобы не вызвать обвинений в насилии, но соорудил в самом царственном городе монастырь величины несказанной и красоты неописуемой и, как громогласный глашатай, объявил указом всем женщинам, торгующим своими прелестями, следующее: если кто из них пожелает оставить свое ремесло и жить в изобилии, пусть поспешит туда, облачится в божественное платье и не опасается скудной жизни, ибо там «ни в какие дни года ни сеют, ни пашут» [175] Гомер. Одиссея. IX. 123. . И огромная толпа обитательниц чердаков [176] В каморках верхних этажей константинопольских домов обычно теснилась беднота. стекалась туда, женщины сменили одежду и нрав и стали юным воинством Божиим на службе добродетели.