Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Но обращаться с богослужебными и особенно частными молитвами ромеи предпочитали все же к Богородице. Очевидно, она казалась более понятной, более близкой и человечной простому смертному, чем ее грозный сын — Христос. Образы Богоматери чтили особо, ибо полагали, что они обладают чудодейственной силой исцелять болезни и даровать победу над врагами отечества. Следует подчеркнуть, что если прочие иконы пост-иконоборское православное вероучение предписывало почитать (дулия), то для Богородицы полагалось «сверхпочитание» (ипердулия). В то же время, этот образ воспринимался восточными христианами куда более воинственным, чем западными. Недаром во время страшной осады Константинополя несметными полчищами авар и персов летом 626 г. Патриарх Сергий приказал написать на всех воротах сухопутных стен образ Богоматери с предвечным Младенцем на руках, а зимой 821 г. царский наследник Феофил с процессией обходил оборонительные стены столицы с омофором — шалью Девы Марии, что вызвало небывалое смятение в рядах видевших это мятежников, в итоге так и не сумевших овладеть городом.

Даже само греческое слово «икона» — «образ», в первую очередь, ассоциировалось у византийца именно с «иконой Божией Матери». Только в столичном храме Богородицы Влахернской каждую пятницу на закате солнца можно было воочию видеть чудо того, как само собой поднималось покрывало, которым была занавешена икона Богоматери. Во время пышных триумфальных шествий, которые со временем все больше превращались в театрализованную религиозную церемонию, впереди процессии знати, одетой в белое, подобно облаку снежинок, впереди подразделений элитных отрядов с зажженными свечами в руках, сверкающими, словно мириады звезд, перед драгоценными выносными процессионными крестами, знаменами и значками — лабарами , фламулами и вандами отдельных воинских формирований, на колеснице, запряженной белыми лошадьми, везли именно икону Божией Матери, истинного предводителя и покровительницу ромейского воинства. Василевс же смиренно и скромно шел пешком, сопровождая святыню, по пути совершая остановки в наиболее почитаемых церквах и монастырях столицы.

Ни одно жилище византийца, от императорского дворца и до жалкой лачуги бедняка, не могло обойтись без святыни — иконы, домашней или дорожной, или хотя бы креста — важнейшего христианского символа. Их помещали в углу комнаты, над кроватью или в домовой молельне. Религиозное поклонение иконам, вероятно, было изначальным христианским обычаем. Во всяком случае, Евсевий Памфил , епископ Кесарии Палестинской (ок. 260–339 гг.), упоминал о портретах Христа и апостолов, написанных на дереве, поэтому едва ли можно согласиться с теми современными историками, которые полагают, что поклонение иконам появилось лишь во второй половине VI–VII вв., а авторитет священных изображений вырос и того позже, между 670 и 730 гг. Слишком много свидетельств противоречат этому.

Случалось, иконы вешали, как может показаться, в самых неподходящих для этого местах, даже в бане, как это было сделано в конце V в. по приказу императора Анастасия в столичных термах Элениана , где некий святозарный муж в белоснежных одеждах, явившийся в купальню, покарал за сквернословие патриаршего конюшего Олимпия, который богохульно сравнил Святую Троицу с тем, что находиться между ног и скабрезно рисуют на каждой стене: он окатил нечестивца тремя ведрами крутого кипятка, после чего тот вскоре умер в жутких мучениях. Его обваренная плоть отпала от костей.

Византийские Жития полны легенд о чудотворных образах. К примеру, в «Луге духовном» Иоанн Мосх рассказывал как одна женщина из «страны апамейской» безуспешно рыла колодец, который не наполнялся водой до тех пор, пока таинственный незнакомец посоветовал принести из местного монастыря изображение аввы— отца Феодосия и опустить это изображение в колодец.

Подобные легенды особенно подогревали все более крепнувшую веру в иконы. Перед ними возносили молитвы, включая домашние, личные, не церковные последования, зажигали свечи и лампосы-лампады, воскуряли фимиам, простирались ниц, клали поклоны, совершали аспасмос — целование святых изображений и иные обрядовые действия, которые к исходу VII в., несомненно, прочно вошли в религиозный обиход восточных христиан. Уже преподобный Анастасий Синаит вынужден был с иронией писать о тех, кто безудержно целует в храме иконы, не обращая внимания на саму Божественную литургию, и разъяснял, что не только в этом состоит благоугождение Богу. Как бы то ни было, к ним обращались с большим благоговением, как к посредникам, ходатаям перед небесными силами, связывали с чудесными событиями, почитали Образ как Первообраз, как своего рода проводник Божественной воли и воплощенную молитву. В итоговом оросе архиереи VII Вселенского собора 787 г., восстанавливавшего иконопочитание после первого этапа потрясшего Византию «штурма икон» — иконоборства, вновь утверждали аспасмос как норму и анафемствовали тех, кто этого не делает. В качестве аргументов они прибегали к примерам из Ветхого и Нового Заветов и заявляли, что в целовании выражается почтительное поклонение, смирение и любовь. Ведь грешница, целовавшая ноги Христу, получила за это отпущение грехов, да и апостол Павел в своих посланиях постоянно рекомендовал приветственные лобзания.

Так или иначе, народная традиция связывала ничем неистребимое поклонение иконам с задачами практической религиозности, предполагавшей максимальную материализацию объекта, с которым совершались те или иные действия, и с перенесением на него свойств живого существа. Перед иконами орошали землю слезами, разговаривали с ними, как бы с живыми существами, называли их самыми ласковыми именами. Именно так поступала с любимой иконой Христа Поручника императрица Зоя, которая по цвету лика Спасителя во время ее молитвы пыталась угадать будущее: если лик Христа бледнел, она ожидала худшего, а если ярко светился — предзнаменовал радость. Такое поведение в отношении икон, реликвий в этом контексте могло быть не только знаком благочестивого почитания, но и способом извлечения присутствующей в сакральном объекте благодатной силы. Важно подчеркнуть, что подобное народное почитание следует рассматривать не как наследие древних ритуалов, а как результат религиозного творчества в рамках эволюции христианской традиции. Просто эта «гражданская вера» успешно осваивала наследие древних традиций.

Даже церковные мозаики, фрески, иллюстрации к рукописным книгам воспринимались как иконы и служили для почитания — дулии. С упрочением христианства вообще все как бы застывает, делается определеннее, строже, суше, статичнее. Именно поэтому в иконописной и фресковой живописи, настенных мозаиках сложились и стали каноническими три основных облика Богоматери. Оранта(дословно «Молящаяся») — изображалась особенно одухотворенной, обращенной помыслами к Богу, в главной молитвенной позе с возведенными вверх руками; Одигитрия(«Путеводительница», «Поводырка») — строгая, сдержанная, несущая людям на руках благословляющего Младенца Иисуса, на которого указывает правой рукой; Элеус(«Умиление») — нежная, хрупкая, благостная Мать, склонившаяся к Младенцу, который прижимается к ней щекой. Впрочем, на византийских монетах и печатях-моливдулах встречались и другие типы изображения Богоматери — Епискепсис— «Знамение», когда Дева Мария изображалась сидящей на троне с воздетыми в молении руками и с овальным медальоном на груди с изображением Младенца Христа, а также Агиосоритисса— «Святая спасительница» — Богоматерь в полный рост, вполоборота вправо с воздетыми руками в сторону являющейся из облака Десницы Божией.