Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии: монголы и татары

Сведем воедино ступени осуществления каганской харизмы в понимании средневековых монголов: 1) Небо и Земля избирают достойного кандидата на царство; 2) Небо назначает его, Земля порождает (доставляет в мир) и охраняет; 3) Небо вручает кагану силу и предоставляет возможности для осуществления возложенных на него задач; 4) Небо помогает кагану во всех его начинаниях; 5) Небо служит гарантом могущества государя и его преемников; 6) каган, создав государство, вручает судьбы его и свою Небу. Все это вполне сопоставимо с идеями хуннов и тюрок. Мифологическими построениями концепция верховной власти, конечно, не ограничивалась.

В.С. Таскин на основе сведений китайских источников перечислил прерогативы шаньюя хунну: представление своей державы в сношениях с другими государствами; верховное командование войсками; охрана территории хуннов; вероятно, высшая судебная инстанция [361]. По справедливому заключению С.Г. Кляшторного, основанному главным образом на информации рунических текстов, функции кагана туцзюэ сводились к исполнению примерно тех же обязанностей. К ним добавлялись расселение подданных и переселение в случае необходимости побежденных племен; обустройство домениальной территории Отюкен [362]. В целом каган выступает, во-первых, как глава гражданского управления (в качестве лидера правящего рода, верховного вождя, судьи и жреца), во-вторых, как глава политической организации (в качестве военного предводителя) [363].

Имея в виду эти характеристики, обратимся к ситуации в Монгольской империи. Еще до ее создания центральноазиатские степняки имели четкие представления о функциях правителя. Когда началось возвышение Темучина, верхушка племени джуръят рассудила: это именно «тот человек, который мог бы заботиться о войске и хорошо содержать улус» [364]. Здесь мы имеем дело с очередным трафаретом, взятым из раннего Средневековья, так как, согласно енисейским рунам, кыргызский хан тоже «держал эль и возглавлял бодун» [365]. Наиболее компетентное мнение принадлежит, конечно, самому кагану. В «Алтан тобчи» приведены слова Чингис-хана: «Став опорой [государства], я принял на себя трудное дело охраны народа» [366]. Таким образом, власть государя осуществлялась по трем основным направлениям: охрана целостности и укрепление державы (эля, улуса); забота о ее населении, народе (тут следует вспомнить слова Орхонских эпитафий о каганских благодеяниях для всех тюрок); ведение завоевательных войн, забота об армии. К этим же пунктам сводятся и Чингисовы поучения сыновьям. Здесь вновь акцентируется внимание на поддержании благосостояния народа и боеспособности войска [367].

Мы ставили проблему определения концептуальной основы верховной власти, поэтому на конкретных проявлениях прерогатив кагана, описанных почти во всех исследованиях по монгольской истории XIII в., останавливаться не будем. Но власть кагана имела еще одну сторону, слабо освещенную в литературе, — ритуальное оформление.

Концепция верховной власти находила свое воплощение, кроме всего прочего, в церемонии коронации. Довольно подробная информация о ней поступает из нескольких источников. Для цельности картины не станем разбирать эти сведения одно за другим, но попытаемся соединить их в одну схему. Нужно учесть, что, несмотря на очевидную стабильность ритуалов, некоторые их детали варьировались на различных коронационных курултаях, поэтому ниже будут указываться имена провозглашаемых в каждом отдельном случае каанов. Из всех информаторов, видимо, только Плано Карпини со своими спутниками был очевидцем венчания на царство; остальные авторы описывали это событие с чужих слов, но наиболее детально оно отражено у Бар Эбрея и Джувейни. Приводя эти данные, мы имеем в виду, что наша цель остается прежней — найти соответствия с предыдущими государствами кочевников [368]. Итак, интронизация очередного каана происходила в следующем порядке.

1. Шаманы назначают благоприятный день (это отмечено в описаниях коронации Угедэя, Гуюка и Мункэ) [369].

2. Присутствующие обнажают головы и развязывают пояса, демонстрируя покорность воле Неба (Угедэй, Гуюк, Мункэ) [370]. Аналогичная церемония происходила при коронации ильхана Аргуна [371].

3. Участники курултая просят избранника занять место каана, на что следует символический отказ в пользу старших родственников (Угедэй, Гуюк) [372].

4. Приближенные «силой», под руки усаживают каана на трон (Угедэй, Гуюк, Мункэ) [373]. Аналогичная церемония отмечена у древних тюрок [374], сельджуков Рума [375], при воцарении ильханов Текудер-Ахмеда и Аргуна [376].

5. Знать и военачальники приносят присягу в верности (Гуюк, Хубилай) [377]; то же у румских сельджуков [378]. Источники не конкретизируют содержания присяги, но можно предположить, что раз вся церемония была отработана и практически неизменна, то и клятва содержала некие застывшие сентенции. Мы располагаем текстом присяги соратников Темучина, данной своему лидеру в конце XII в. [379], но это типичный договор вождя и дружины. Среди различных заверений в преданности, о которых сообщают монгольские источники, обращают на себя внимание однотипные выражения. Так, тайджиуты во главе с Наяа говорили Темучину: «Мы, с полной верою в тебя, пришли отдать свои силы» [380]; уйгурский идикут — Чингис-хану: «Если бы хаган соблаговолил… всю силу отдал бы тебе» [381]; военачальник Мэнгэту-сэчэн — Чингис-хану: «Будем трудиться, отдавая тебе свою силу» [382]; военачальник Богурчи, стыдя некоего Чуу-мергена, бегущего от тайджиутского войска, говорил: «Так-то ты, убегая, отдаешь силу владыке» (Чингис-хану) [383]; кравчий Чингиса баурчи Сараман — Чагатаю: «Ты… еще не родился, и еще не собралось множество подданных, а я уже отдавал свою силу хану, твоему отцу» [384]; и т. д. То же выражение в Орхонских памятниках обозначало верную службу тюрок государю: «Пятьдесят лет отдавали [они ему] свои труды и силы… Какому кагану отдаю я мои труды и силы?» [385]. Слияние «силы» подданных и осуществляемых ее посредством «трудов» с магической «силой» кагана (qut/кйбй), с его «трудами» являлось, вероятно, одним из центральных пунктов присяги как у туцзюэ, так и у монголов. Вновь проступил терминологический трафарет, сохранившийся от древнетюркской эпохи.

6. Участники курултая поднимают каана на войлоке (Угедэй, Гуюк) [386]; то же у сяньби [387], древних тюрок [388], уйгуров [389].

7. Каана заставляют взглянуть на небо и берут обещание царствовать справедливо под угрозой свержения (Гуюк) [390]. Описание ритуальной угрозы монарху у Сен-Кантена нечетко, но все же заставляет вспомнить имитацию убийства коронуемого государя у древних тюрок и хазар [391].