Евгений Анисимов - Пленницы судьбы

Доходы с процветающих имений позволяли княгине жить безбедно как в России, так и за границей, куда она удалились, по-видимому, недовольная своим положением при дворе Екатерины II. Княгиня жила на широкую ногу поочередно в Лондоне и в Париже, имея по обе стороны Ла-Манша богатые дома и принимая многочисленных гостей. Напомню, что вся эта история происходила в то время, когда предреволюционный Париж грезил идеями Просвещения, а Версаль стремительно разлагался в бесчисленных празднествах и маскарадах. Голицына часто там бывала, и за «русской Венерой» волочились самые знатные придворные. Доводилось ей сиживать за карточным столом и с королевой Марией-Антуанеттой.

В те времена господства масонских идей и мистики появилась мода на различных медиумов и авантюристов вроде графа Калиостро. Авантюрист и алхимик, граф Сен-Жермен, часто бывал в парижском салоне Голицыной и даже сдружился с хозяйкой. Это был умный и обходительный господин, несший в себе некую тайну, которая и составляла суть его обаяния. А дальше — уже легенда, отраженная в повести Пушкина. Как-то раз, проигравшись при дворе и не имея возможности на следующий день заплатить долг, Голицына обратилась к Сен-Жермену, который денег ей не дал, но открыл тайну знаменитых трех карт, позволивших княгине отыграться и вернуть долг.

Французская революция застигла Наталью Петровну в Лондоне. В 1790 году, лишенная привычного образа жизни — лето в Лондоне, зима в Париже, — она вернулась в Россию, поселилась в Петербурге, в доме на Малой Морской, который до сих пор показывают туристам как дом знаменитой Пиковой дамы. При дворе она быстро вернула свое влияние и заняла, сообразно своему уже немолодому возрасту, тот самый «пост» в креслах у стены бального зала или за карточным столом, где сидели почтенные дамы и где складывалось мнение света о каждом человеке. У Натальи Петровны были прекрасные отношения с великой княгиней, а впоследствии императрицей Марией Федоровной. Считается, что благодаря своим связям с ней Голицына смогла спасти от казни или ссылки некоторых декабристов: своего племянника Чернышева, а также одного из братьев Муравьевых.

Шло время. Оно, как известно, идет на пользу лишь благородному вину, но не человеку. Слова Екатерины II, писавшей под конец жизни, что она знает в некоторых семьях пятое и шестое поколение, могла бы повторить о себе в пушкинское время и княгиня Голицына. Не без основания она считала всех кругом молодежью, а своих детей до седых волос называла Катеньками, Бореньками, Митеньками. Этот самый Митенька — князь Дмитрий Владимирович Голицын — был московским генерал-губернатором, но мать, как в детстве, селила сына на антресолях своего дома и предупреждала дворецкого, чтобы он присмотрел за Митенькой: не дай Бог, ребенок упадет с лестницы. Впрочем, может быть, для почтенного, величественного шестидесятилетнего сановника, к тому же близорукого, это предупреждение (во избежание перелома шейки бедра) было уже и нелишним. Незаметный муж Натальи Петровны умер в 1798 году, два сына делали карьеру, двух дочерей княгиня удачно выдала замуж, они уже имели собственных детей и внуков, но все равно все родственники Натальи Петровны трепетали перед старухой — всесильной и богатой. Горе было тем из них, кто дерзал ослушаться или просто имел несчастье чем-либо не угодить «княгине Мусташ». Так, она долго тиранила свою невестку — супругу Митеньки Татьяну Васильевну за то, что та происходила из не очень знатного рода Васильчиковых, а мать ее вообще была какая-то Овцына! Другой сын Натальи Петровны, Борис, вероятно, во избежание подобных проблем, вообще не женился. Когда он умер в 1813 году, то выяснилось, что у него две незаконнорожденные дочери, и их взяла на воспитание Татьяна Васильевна, но всю жизнь скрывала это от своей грозной свекрови.

Казалось, старуха будет жить вечно — время было не властно над ней, как над египетскими пирамидами, а ее сыновья и внуки так никогда и не станут самостоятельными и состоятельными — всех своих близких Голицына держала на «голодном пайке», полагая, что, например, московскому генерал-губернатору на жизнь достаточно пятидесяти тысяч рублей в год. Эту сумму она увеличила только по просьбе самого государя. По воле судьбы, Н. П. Голицына пережила самого Пушкина, который и родился-то, когда она уже была старухой. Так что напрасно он тревожился о том, как примут при дворе литературное пророчество о гибели Пиковой дамы...

Великая вещь — традиция. В истории дуэли и смерти А. С. Пушкина в пушкинистике каждому персонажу навсегда отведены свои роли. Идалия Григорьевна Полетика традиционно фигурирует в черном списке недоброжелателей нашего гения.

Она слывет сводней, интриганкой и злодейкой, совесть которой обременена несколькими антипушкинскими смертными грехами. Словом, как пишет об Идалии одна современная пушкинистка, «для России она сыграла роль злого, падшего ангела, словно черная птица с дьявольски привлекательным лицом, она искусила всех, решив участь лучшего из русских».

Кто же она такая и как посмела? Идалия была побочной дочерью графа Григория Строганова и португальской графини Жюли д’Эга, в которую влюбился Строганов, когда был русским посланником в Мадриде. Родилась то ли в 1807, то ли в 1811 году и вместе с отцом оказалась в России. Строганов официально не признал Идалию своей дочерью, ее называли воспитанницей графа. Это, впрочем, не помешало ей занять видное место в обществе. Ведь в те времена к побочным детям знатных персон относились вполне благосклонно — вспомните Пьера Безухова из «Войны и мира». В 1829 году девица вышла замуж за кавалергарда Александра Михайловича Полетику, ставшего в 1836 году полковником и командиром Кавалергардского полка, и с годами превратилась в довольно заметную даму петербургского света. Мемуарист писал об Идалии: «Она была известна в обществе как очень умная женщина, но с очень злым языком, в противоположность своему мужу, которого называли “божьей коровкой”. Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, веселостью и живостью характера, доставлявшего ей всюду постоянный, несомненный успех».

Первым грехом Полетики перед пушкинистикой традиционно считается ее ненависть к Пушкину. Это справедливо, но только в отношении последних месяцев жизни поэта. До этого все было иначе. Строгановы и Гончаровы — родственники, и когда Пушкин привез молодую жену в Петербург, выяснилось, что ближе Идалии — троюродной сестры — у Натальи Николаевны в столице никого нет. Идалия стала частой гостьей в доме Пушкиных на правах близкой подруги и родственницы молодой хозяйки. Дружелюбен к ней был и сам Александр Сергеевич. В 1833 году из Болдино в письме к жене Пушкин писал: «Полетике скажи, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают». Но потом что-то произошло: Пушкин и Идалия стали врагами. В чем же дело? «Причины этой ненависти нам неизвестны и непонятны», — писал крупный пушкинист П. Щеголев. Другой пушкинист, предшественник Щеголева, П. Бартенев, в 1880 году, ссылаясь на слова княгини В. Ф. Вяземской, заметил: «Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излияниям невзрачной Идалии Григорьевны и однажды, едучи в карете, чем-то оскорбил ее». Иначе говоря, ненависть Идалии возникла из ее оскорбленного Пушкиным сердечного чувства. Приметим это наблюдение! Спустя восемь лет Бартенев, уже со слов Е. Г. Шереметевой, написал, что Идалия рассказала Шереметевой, «что однажды они ехали в карете, и напротив сидел Пушкин. Он позволил себе взять ее за ногу. Наталья Николаевна пришла в ужас, и потом, по ее настоянию, Пушкин просил прощения у нее». Из этого Бартенев сделал вывод: «Есть повод думать, что Пушкин, зная свойства госпожи Полетики, оскорблял ее и что она, из чувства мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел роковой поединок».