Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Итак, мы пока не можем согласиться с мнением, отрицающим существование Новгородско-Софийского свода, ставшего протографом для целого ряда летописей. Этому противоречит наличие в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях статей, общих по содержанию, но не идентичных друг другу. Некоторые чтения Новгородской Четвертой не могут быть возведены к Софийской Первой и наоборот. Происхождение подобных статей может быть объяснено только наличием общего протографа названных летописей. Что же касается датировки Новгородско-Софийского свода, то наиболее верной представляется версия А.Г. Боброва, называвшего 1418 г.

Мы коснулись вопроса о времени составления Новгородско-Софийского свода не случайно. Выяснение даты его создания имеет непосредственное отношение к истории псковского летописания. Если мы признаем, что Новгородско-Софийская компиляция была создана в 1418 г., то есть основания полагать, что псковский источник, использованный ей, был составлен до этого времени, то есть не позднее начала XV в. (в свою очередь, проведенный нами текстологический анализ псковских известий в Новгородско-Софийском летописании показывает, что их перечень не выходит за рамки XIII–XIV вв., что косвенно может объясняться привлечением их ранее середины XV в.). В таком случае, во-первых, еще раз подтверждается высказанное нами мнение о том, что по крайней мере статьи, рассказывающие о событиях во Пскове, произошедших в 1437 и 1425 гг., помещенные в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях, — не псковского, а местного происхождения. И во-вторых (и это особенно важно), факт окончания какого-то этапа летописной работы во Пскове оказывается не позднее первого десятилетия XV в., что свидетельствует о существовании псковского летописного источника, доходившего до времени более раннего, чем предлагаемые В.К. Зиборовым 30-е гг. XV в. Отсюда можно сделать вывод о том, что открываются новые перспективы для изучения раннего летописания Пскова, возможно даже XIV в.

На основании анализа псковских известий в тексте новгородско-софийских летописей за XIII–XV вв. совершенно отчетливо выявляется время около 1352 г., на котором обрывается перечень записей, отразившихся в общерусском летописании. Псковские заметки за XIII — середину XIV в., вероятно, представляют собой тот источник (возможно, какую-то его часть), который и был использован при составлении Новгородско-Софийского свода, ставшего протографом в первую очередь для Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей. В данной связи возникает закономерный вопрос: что являли собой псковские летописные материалы, заканчивавшиеся около 1352 г.? Были ли это простые летописные записи, краткий местный летописец, доведенный до середины XIV в., или же мы имеем дело с остатками не дошедшего до нас псковского свода, который можно условно назвать «сводом 1352 г.»? Если обратиться к высказываниям крупных отечественных и зарубежных источниковедов, то последнее предположение не выглядит маловероятным.

В.С. Иконников отмечал, что использование псковского источника другими летописными памятниками (хотя заметим, В.С. Иконников неверно причислял к ним Новгородскую Первую летопись младшего извода, в которой не находим ни одного прямого заимствования из известных нам псковских летописей) «может указывать и на время появления одного из ранних сводов во Пскове» и относил его к первой четверти XIV в. [227]

А.Н. Насонов также предполагал вероятность существования до составления Новгородско-Софийского свода цельного псковского летописного памятника, под которым автор подразумевал именно летописный свод, причем более ранний, нежели реконструированный им самим свод 1464 г. [228]

Немецкий ученый Г.-Ю. Грабмюллер не только предполагал существование псковского свода XIV в., но и доказывал это. По его мнению, серьезным препятствием для А.Н. Насонова в плане признания данного факта была его уверенность в использовании составителем общего протографа всех трех псковских летописей Новгородской Пятой летописи и краткой выборки из Новгородско-Софийского свода. Г.-Ю. Грабмюллер довольно убедительно показал, что влияние этих памятников XV в. на Псковские Первую и Третью летописи (Псковская Вторая в целом не обнаруживает новгородских заимствований) было разновременным и неоднократным, что исключает возможность их разового отражения в общем протографе псковских летописей [229]. Следовательно, жесткая грань — середина XV в., поставленная А.Н. Насоновым для определения первого псковского свода, должна быть устранена. Г.-Ю. Грабмюллер, основываясь по большей части на изменении характера псковских летописных записей, реконструирует «Первоначальную Псковскую летопись», время возникновения которой он относит к 1368 г. Кроме того, немецкий исследователь называет еще два псковских свода, уже начала XV в. — 1410 и 1426 гг. [230]

В рецензии на исследование Г.-Ю. Грабмюллера Я.С. Лурье отметил, что предположение немецкого историка о ранних псковских сводах — «это скорее догадки, основанные на простых возможностях, и не более обязательные, чем множество иных предположений о псковских сводах, которые могли существовать до 1481 г.» [231]; мнение Г.-Ю. Грабмюллера, как указывает Я.С. Лурье, «текстологически… не доказано» [232]. В то же время Я.С. Лурье признает большую вероятность существования псковского свода второй половины XIV в. При этом он замечает, что данное положение «может быть обосновано иными, более косвенными данными», а именно путем обнаружения в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях «целой цепи» псковских известий, что свидетельствует о наличии псковских сводов, предшествовавших созданию Новгородско-Софийского свода [233].

Существование ранних (XIV — начала XV в.) псковских сводов признает и В.И. Охотникова. Особенно подробно в своем исследовании, посвященном литературным памятникам о князе Довмонте, она останавливается на предполагаемом Г.-Ю. Грабмюллером псковском своде 1410 г. [234]

Итак, в работах целого ряда исследователей по крайней мере допускалась мысль о том, что во Пскове уже в XIV в. существовал летописный памятник в виде самостоятельного местного свода. Не был ли именно таким сводом выявленный нами псковский летописный источник, заканчивавшийся около 1352 г., который, в частности, отразился в летописях новгородско-софийской группы? На этот вопрос мы сможем ответить утвердительно в том случае, если сумеем показать, что данный источник, помимо чисто псковских погодных записей, содержал другие письменные памятники или выдержки из них.