Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

В.Л. Янин, а вслед за ним и А.С. Хорошев, аргументированно показали, что произошедшее в 1130 г. «отверженье» Ивана Попьяна от архиепископства было связано с внутриновгородским конфликтом, закончившимся изгнанием из Новгорода в 1136 г. князя Всеволода Мстиславича, чьим другом и соратником был Иван [520]. В связи с этим в списке новгородских святителей, помещенном в Новгородской Первой летописи, рядом с именем Попьяна стоит фраза: «сего не поминают» [521]. Таким образом, даже упоминание об архиепископе Иване в Новгороде было запрещено. Между тем во всех псковских синодиках обнаруживается имя опального Попьяна [522]. Следовательно, Иван Попьян почитался во Пскове вопреки желаниям новгородцев. Псковичи вновь, как и в случае с князем Всеволодом Мстиславичем, выразили сочувствие политическому деятелю, изгнанному (или не принятому) в Новгороде, чем Псков, безусловно, противопоставлял себя Новгороду в качестве лидирующего городского центра в Северо-Западной Руси. Вероятно, включение в число местных псковских святых Всеволода Мстиславича и церковное почитание Ивана Попьяна — явления, сопоставляемые как по хронологии, так и по своему значению. Суверенитет Пскова требовал подобного идеологического подкрепления.

Обретение мощей князя Всеволода и связанная с этим церемония могли вызывать раздражение и негативную оценку у новгородцев. Однако разрушения Новгородско-Псковского военного союза не произошло. Взаимные политические интересы были сильнее идеологических демаршей друг против друга. Вот почему в начале XIII в. мы видим псковичей и новгородцев действующими совместно в военных походах в прибалтийские земли. Новгородские летописи неоднократно упоминают имена псковских князей, участвовавших в военных экспедициях наряду с князьями Новгорода [523].

Данное обстоятельство позволило многим исследователям, особенно дореволюционного периода, говорить о практике направления новгородских ставленников во Псков, а следовательно, и о псковской зависимости от Новгорода. Подобным образом рассуждали Н.И. Костомаров, А.И. Никитский, И.Д. Беляев. Например, находим у названных авторов рассуждения о том, что «при назначении князей во Псков (из Новгорода. — А.В. )… псковичи принимали последних с любовью» [524], или даже, что «псковичи решительно запутались в раздоры новгородских партий… и сделались орудием… противников суздальским князьям, так что эта партия… заправляла всеми псковскими делами» [525].

Советские исследователи размышляли схожим образом. А.Н. Насонов также рассматривал новгородско-псковские походы на чудь в конце XII — начале XIII в. в связи с «переходом Пскова в руки новгородцев» [526]. Более осторожен в своих оценках С.А. Афанасьев, но и он пишет лишь о «набирающем силу процессе обособления Пскова от Новгорода в начале XIII в.», что выражалось в завоевании псковичами права изгонять неугодных князей, как это было, например, в 1213 г. в отношении Владимира Псковского [527].

В то же время в работах отечественных историков можно обнаружить мнение, согласно которому свидетельства летописей о событиях в Северо-Западной Руси в первой четверти XIII в. не дают оснований для утверждения о зависимости Пскова от Новгорода. Так, И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко, хоть и рассматривают статус Пскова начала XIII в. как новгородского пригорода, все же пишут о том, что «городская община Пскова достигла такой самостоятельности и суверенности, что изгоняет князей так, как это делала и главная городская община» [528]. Еще более определенна характеристика В.Л. Янина, который, обращаясь к событиям 1212–1225 гг., подчеркивал, что ««вольность в князьях» находилась в юрисдикции и псковского веча», и Новгород не имел права вмешиваться во внутренние дела Пскова [529].

Действительно, содержание летописного материала за первую четверть XIII в. свидетельствует о том, что Псков и Новгород являлись суверенными государственными образованиями, объединенными лишь общими интересами в рамках военного союза. Отсюда понятно, почему новгородцы и псковичи выступают совместно в 1212 г. (поход на чудь Торму) [530], 1214 г. (поход на чудь Ереву) [531], 1216 г. (война с суздальцами, битва на Липице) [532], 1217 г. (поход на чудь Торму) [533].

С данными русских летописей, сообщающих об этих походах, перекликаются свидетельства «Хроники Ливонии» Генриха Латвийского, содержащей много известий, касающихся истории Новгорода и Пскова. Немецкий источник также не дает оснований видеть в отношениях псковичей и новгородцев какого-либо неравноправия. Рассказывая об осаде русским войском города Оденпе (Медвежья Голова) в 1210 г., Генрих сообщает, что новгородский и псковский князья действовали рука об руку, как союзники, а не как сюзерен и вассал [534]. Кроме того, западный хронист оставил интересное свидетельство, которое окончательно опровергает мысль о подчинении Пскова Новгороду. Под 1217 г. у Генриха содержится описание военных действий между новгородцами и ливонцами. В частности, сообщается, что «после того как ливонское войско возвратилось из Гервена, новгородцы тотчас, в великом посту, собрали большое русское войско, с ними же был и король псковский Владимир со своими горожанами…» [535]. Нет сомнений, что новгородско-псковскими полками руководил псковский князь, так как под тем же годом Генрих повествует, что «великий король Новгорода Мстислав в то время был в походе против короля Венгрии…» [536]. Видимо, тогда, когда Мстислав Мстиславич занимался галицкими делами, его место в качестве командующего объединенным русским войском на Северо-Западе занял Владимир Мстиславич Псковский. Безусловно, подчинение новгородских воев псковскому князю отнюдь не означает факта зависимости Новгорода от Пскова. Роль Владимира Мстиславича в военных действиях 1217 г., как она обрисована в «Хронике Ливонии», еще раз подтверждает союзническо-равноправный характер отношений новгородцев и псковичей.

Приведенный материал никак не может быть привлечен в качестве свидетельств подчинения Пскова Новгороду. Казалось бы, в пользу такого подхода говорит сообщение Новгородской Первой летописи под 1211 г. о том, что новгородский князь Мстислав Мстиславич «лучяномъ да князя Володимера Пльсковьскаго» [537]. Но как узнаем далее, из текстов той же Новгородской Первой, а также Псковской Третьей летописей в 1213 г., Литва достигла успеха в набеге на Псков потому, что «пльсковици бо бяху въ то время изгнали князя Володимира от себе…» [538]. Так, становится понятным, почему в Луки в 1211 г. был направлен именно Владимир — он был лишен княжения по воле псковичей.

Летописное известие об изгнании псковичами князя Владимира Мстиславича послужило некоторым исследователям основой для предположения о коренных изменениях во внутриполитической жизни Пскова, произошедших в 1211 г. Мы имеем в виду мнение С.А. Афанасьева о том, что «несмотря на противодействие Новгорода, псковичам удалось добиться права изгонять от себя неугодных им князей»; автор сравнивает этот момент в истории Пскова с изгнанием из Новгорода в 1136 г. Всеволода Мстиславича, после чего новгородцы обрели независимость от Киева [539]. Однако подобный взгляд на характер новгородско-псковских взаимоотношений основывается на ошибочном представлении о том, что Псков даже в XIII в. является пригородом Новгорода. Между тем, как было показано выше, обретение Псковом политического суверенитета приходится еще на период 30-х гг. XII в., после чего Псковская волость становится независимым государством.