Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Датируя сложение договорного формуляра Новгорода с князьями концом XII в., Л.В. Черепнин замечал, что к 1197 г. можно относить его появление в виде письменного текста, «который постепенно подготавливался и в более раннее время, с середины XII в.» [508] В.Л. Янин, принимая в целом точку зрения Л.В. Черепнина, добавляет, что во второй половине XII в. традиция возводила новгородские «свободы» уже ко временам прадедов [509]. Действительно, указания в летописи на существование договоров, формулирующих новгородские «свободы», можно встретить не только под 1197 г., но и под 1172 г. (упоминание «всей правды») [510]. Изучая становление основных институтов республиканской государственности и ход политической борьбы в Новгороде XII–XIII вв., В.Л. Янин пришел к заключению, что «схема взаимоотношений республиканской и княжеской власти в конце XII в. пока остается неизменной сравнительно с серединой XII в. и подчиняется формуляру, выработанному в период борьбы с Всеволодом Мстиславичем» [511].

Таким образом, размышления отечественных исследователей над историей складывания формуляра новгородско-княжеских докончаний в конечном итоге приводят к выводу, что датировка его гипотетичного протографа временем не позднее второй половины XII в., с учетом отсутствия в тексте договоров в перечне новгородских владений Пскова, косвенным образом подтверждают правильность предположения об обретении Псковской землей суверенитета в конце 30-х гг. XII столетия.

Военно-политический союз Новгорода и Пскова, несомненно, был основан на равноправном участии в нем двух крупнейших городов Северо-Западной Руси. И вряд ли стоит говорить о новгородской власти, простиравшейся на Псковскую волость. Между тем в отечественной историографии (как было показано выше) касательно новгородско-псковских взаимоотношений в конце XII в. бытует мнение о подчинении Пскова Новгороду. С подобных позиций традиционно трактуется содержание летописной статьи Новгородской Первой летописи о появлении во Пскове в 1192 г. новгородского князя Ярослава Владимировича. Летопись сообщает: «Иде князь Ярослав Пльскову на Петровъ день, и новъгородьци въмале; а самъ седе на Пльскове, а дворъ свои пославъ съ пльсковици воевать, и шьдъше възяша городъ Медвежю Голову и пожьгоша, и придоша сторови» [512].

Распространенной является точка зрения, согласно которой «приезд в 1192 г. князя Ярослава во Псков… был обусловлен желанием навести «порядок» в усиливающемся Пскове» [513], иными словами, по замечанию И.Я. Фроянова и А.Ю. Дворниченко, «новгородцы до поры до времени хозяйничали в пригородах, как у себя дома», что свидетельствует о зависимости Псковской волости от Новгородской [514].

Представляется, что подобные выводы, сделанные на основании одного только упоминания о появлении во Пскове князя Ярослава, выглядят несколько поспешными и не совсем обоснованными. Попробуем внимательнее разобраться в том, что за события произошли во Пскове в 1192 г. Если мы допустим, что приезд Ярослава был вызван необходимостью укрепить господство Новгорода над Псковом, то странным будет выглядеть полное отсутствие каких-либо сведений в источниках о предшествовавшем этому новгородско-псковском конфликте. И уж совсем непонятно, почему Ярослав прибыл с «новъгородьци въмале», да еще отправил «дворъ свои». Эти действия никак не увязываются с идеей о карательном характере поездки новгородского князя. Скорее, они наводят на мысль об отсутствии даже малейшей напряженности в новгородско-псковских взаимоотношениях. Считаем, что цели посещения Пскова Ярославом были иными. Во-первых, данный факт мы предлагаем рассматривать в контексте сохранения военного союза Новгорода и Пскова. Летопись отчетливо сообщает, что сразу же после приезда Ярослава новгородцы с псковичами оправились в поход на Медвежью Голову, закончившийся, к слову, довольно удачно. Во-вторых, привлечение нелетописных письменных источников дает основание для достаточно обоснованного предположения, что появление новгородского князя было связанно с церковными торжествами, происходившими в этот момент во Пскове. В церковных служебных книгах, происходящих из Пскова и датируемых XVI в., автором которых был пресвитер Василий, обнаруживается запись, свидетельствующая, что в 1192 г. «пренесенъ бысть святыи благоверный князь великии Всеволодъ, нареченныи въ святемъ крещении Гаврилъ, исъ церкви Святого Димитриа Солуньскаго въ церковь Святыя Троицы, месяца ноемвриа въ 27 день, при князи псковскомъ Ярославе Владимеровичи и при архиепископе великого Новаграда и Пскова владыце Гавриле, при посаднике псковъском Иоанне Матфеевичи» [515]. Аналогичное сообщение содержится и в Степенной книге [516]. Примечательно, что Василий передавал некоторые сведения со слов какого-то «многолетнего» клирика Ивана [517]. Данное замечание натолкнуло Н.И. Серебрянского на весьма интересное и правдоподобное предположение о том, что у Василия «действительно были под рукой готовые письменные материалы», и «слово об обретении мощей бл. князя могло существовать в виде отдельного памятника и список этого сочинения Василий мог получить от того же, например, клирика Ивана» [518]. Так это было на самом деле или нет, с полной уверенностью мы говорить, конечно, не можем, но в любом случае факт участия новгородского князя Ярослава Владимировича в церемонии перенесения мощей Всеволода Мстиславича сомнению не подлежит.

Таким образом, именно церковные торжества стали причиной приезда Ярослава во Псков. Вряд ли это может свидетельствовать в пользу мнения о произошедшем в 1192 г. новгородско-псковском конфликте. Скорее всего, как раз этот визит и описан в Новгородской Первой летописи, но, как мы видели, новгородский книжник по-своему переосмыслил события. Объяснение данному факту, очевидно, кроется в неприязненном отношении новгородцев к любому напоминанию о псковской независимости, олицетворением которой в те времена и было имя первого псковского князя Всеволода Мстиславича.

А.С. Хорошев противопоставляет известия о приезде Ярослава во Псков и о перенесении мощей Всеволода Мстиславича, полагая, что первый был вызван именно торжествами, устроенными псковичами с целью демонстрации и подтверждения собственного суверенитета; получается, будто бы визит новгородского князя должен был снивелировать значимость акта апелляции Пскова к общинным церковным святыням [519].

В отличие от А.С. Хорошева, мы не видим в поездке Ярослава проявлений обострения новгородско-псковских взаимоотношений. Как уже говорилось, посещение Пскова новгородским князем, наоборот, означало заинтересованность Новгорода в поддержании военного союза со Псковом.

Сам факт канонизации во Пскове в 1192 г. князя Всеволода Мстиславича и перенесение его мощей в заново отстроенный Троицкий собор, равно как и устроенные по этому поводу церковные торжества, противоречат мнению о политической зависимости Пскова от Новгорода. Обретение мощей Всеволода имело важное идеологическое значение. Псковичи еще раз заявили о суверенитете своей городской общины. В данном контексте следует рассматривать и факт поминания во Пскове новгородского архиепископа Ивана Попьяна, занимавшего владычную кафедру с 1110 г. по 1130 г.