Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Совместные военные экспедиции новгородцев и псковичей в земли прибалтийско-финских племен возвращают нас вновь к мысли о существовании в северо-западном регионе Древней Руси конфедеративной организации, объединявшей крупнейшие волости, в первую очередь — Псковскую и Новгородскую. О том, что в походах в Прибалтику в первой четверти XIII в. помимо новгородцев участвовали и жители Псковской земли свидетельствует текст Псковской Третьей летописи под 1212 г., согласно которому в войске Мстислава Мстиславича под Медвежьей Головой находились и псковичи [540], хотя новгородская летопись насчет данного факта умалчивает.

Отсутствие упоминаний о псковичах как участниках прибалтийского похода 1212 г. в Новгородской Первой летописи может быть объяснено тем, что владычное летописание за первую четверть XIII в. подверглось редакторской обработке. Например, М.Х. Алешковский считает, что в конце 1220-х гг. в Новгороде был составлен владычный летописный свод, а его инициатором был архиепископ Антоний, прибывший из Перемышля в 1225 г. и умерший в 1232 г. По мнению М.Х. Алешковского, работа над сводом производилась между 1225 г. и 1228 г., когда Антоний тяжело заболел и был разбит параличом [541]. Если бы это было верно, то можно было бы предположить, что упоминания о псковичах, участвовавших в походах новгородцев в Прибалтику в 1212, 1222, 1223 гг., намеренно были устранены автором свода архиепископа Антония. Однако факт редакторской обработки текста владычной летописи, имевший место в конце 20-х гг. XIII в., не может в настоящее время считаться доказанным ввиду отсутствия серьезных текстологических аргументов [542]. Вероятно, в статьях Новгородской Первой летописи за 1212 г., 1222 г. и 1223 г. упоминаний о псковичах изначально не существовало. Но как в таком случае они появились в тексте Псковской Третьей летописи? Ведь очевидно, что псковский летописец для описания событий 1212 г. использовал в первую очередь новгородский источник, а статьи Псковской Третьей летописи о военных походах в Прибалтику вообще почти дословно совпадают с записями Новгородской Первой летописи, иначе говоря, являются заимствованиями из новгородского летописания [543]. И хотя работа по привлечению новгородских письменных материалов в псковское летописание относится исследователями к более позднему времени (середина XV в. — по А.Н. Насонову [544], XVI в. — по Г.-Ю. Грабмюллеру [545]), следует согласиться с мнением В.С. Иконникова, который писал о том, что «позднейший составитель свода мог воспользоваться» «официальными записями, представлявшими отчеты о ходе военных действий и условиях мира, которые вносились на рассмотрение веча и хранились для справок в общественной "лари"» [546]. Видимо, из таких отчетов и почерпнул псковский летописец сведения об участии псковичей в военных походах на Медвежью Голову, Кесь, Колывань, а затем включил жителей Пскова в состав новгородского войска, когда переписывал статьи из новгородского источника. Данное предположение выглядит еще более убедительным с учетом высказываний А.Н. Насонова о том, что псковские «приписки» делались, кроме всего прочего, в «перечину» новгородцам [547]. Таким образом, мы считаем, что сведениям Псковской Третьей летописи об участии псковичей в военных экспедициях новгородских князей следует доверять, даже принимая во внимание позднее происхождение этой летописи.

Высказанные соображения подкрепляют данные самой Новгородской Первой летописи, из которых становится ясно, что военные мероприятия новгородцев не обходились без псковичей. В 1228 г., во время обострения новгородско-псковских взаимоотношений, псковичи обращались к новгородцам с упреками: «Къ Колывани) есте ходивъше…. а у Кеси такоже, а у Медвеже Голове такоже…» [548]. Очевидно, что псковские вои были в составе русского войска в походах 1223, 1222 и 1212 (или 1217) гг., соответственно.

О совместных военных действиях жителей всех (или большинства) северо-западных городских общин сообщают и те записи, в которых говорится о том, что новгородцы ходили «со всей областью». Здесь характерно как раз известие о выступлении «всею областию къ Колывани)», причем в самой летописной статье 1223 г. летописец не расшифровывает, кто скрывался под этим термином [549]. В связи с этим следует заметить, что в русских летописях понятия «область», с одной стороны, и «волость»/«земля» — с другой, видимо, не всегда тождественны, хотя в плане обозначения войска, как показал И.Я. Фроянов, они равнозначны [550]. «Область» может характеризовать политическое образование, обладающее независимостью как во внутренних, так и во внешних делах. Отмечая ту или иную государственную территорию (главный город с пригородами и округой), древнерусские летописи чаще оперируют термином «волость». Нам представляется, что в отношении территориальной структуры значение слова «область» более широкое, нежели «волость-земля». В Новгородской Первой летописи область противопоставлена земле-волости. Например, под 1137 г. в ней говорится, что «Святославъ Олговицъ съвъкупи всю землю Новгорадьскую… идоша на Пльсковъ прогонитъ Всеволода» [551]. Здесь совершенно ясно, что Псков с округой представлял нечто отдельное от Новгородской земли-волости. Зато когда летопись рассказывает о совместных действиях псковичей и новгородцев против общего врага, она использует термин «область», подразумевая под ним совокупность как минимум двух волостей — Новгородской и Псковской. Так, в Новгородской Первой летописи под 1191 г. сообщается: «…Иде князь Ярославъ съ новъгородьци и съ пльсковици и съ оболостью своею на Чюдь…» [552]. Также под 1198 г. читаем: «…Ходи князь Ярославъ съ новъгородьци и съ пльсковици и съ новотържьци и съ ладожаны и съ всею областию Новгородьскою къ Полотьску» [553]. Сделанные наблюдения позволяют заключить, что для обозначения самостоятельного, суверенного государственного образования, имеющего определенные территориальные границы, летопись обычно использует термин «волость», когда же имеется в виду политическое объединение нескольких волостей, где каждая из входящих в него земель обладает внутренней независимостью, фигурирует чаще понятие «область».

Если высказанное предположение соответствует действительности, то мы можем говорить, что в целях сохранения внешнеполитической стабильности в регионе и взаимных интересов в плане расширения даннических территорий на Северо-Западе Руси на рубеже XII–XIII вв. продолжал существовать межгосударственный (межволостной) союз Новгорода и Пскова, в основу которого был положен конфедеративный принцип устройства.

Равноправное и равнозначное положение Новгорода и Пскова в составе единого военно-политического союза прослеживается в известных событиях 1216 г. Покинувший новгородский княжеский стол Ярослав Всеволодович обосновался в Торжке и, опираясь на новоторжцев, часть своих новгородских «приятелей» и суздальцев, руководимых его братом Юрием Всеволодовичем, начал борьбу с призванным новгородцами Мстиславом Мстиславичем Удатным, которому оказали поддержку новгородцы, псковичи, смольняне и ростовцы. Это уже была крупномасштабная война, которая, по точному определению И.Я. Фроянова, «приобрела черезвычайно сложный характер, будучи межволостной и внутриволостной, т. е. внешней, и внутренней, или гражданской» [554]. Апогеем этой борьбы стала знаменитая Липицкая битва, состоявшаяся 21 апреля 1216 г., в которой Мстислав Мстиславич одержал убедительную победу.