Сергей Сорочан - Ромейское царство

Но несчастному Ромейскому царству врагов всегда хватало. Только благодаря «Богом призванной фаланге» энергичного Романа Мстиславича, союзного Галицко-Волынского великого князя, женатого на старшей дочери Исаака II Ефросинье, даже столица Империи ромеев едва спаслась в 1200 г. от половецкого войска, которое стало основной силой в болгаро-византийском противостоянии.

Спокойней было на восточных рубежах Ромейской державы, хотя выручало лишь то, что сельчуков отвлекали собственные внутренние распри. Да и в случае угрозы нападения Ангелы предпочитали откупаться от хищных турок золотом, которое текло потоком, однако этот поток грозил вот-вот окончательно иссякнуть.

Весной 1202 г. сыну низложенного и ослепленного императора Исаака II Ангела, 17-летнему юноше, которого, как и его дядю, нового правителя, звали Алексеем, удалось усыпить бдительность стражей и с помощью сторонников отца в Городе сбежать из заключения. По легенде, его спрятали на своем корабле отчаянные пизанцы в бочке с тройным дном, налив над затычкой воды, чтобы ни у кого не возникло сомнений при обыске. Впрочем, по версии Никиты Хониата, Алексея не смогли найти только потому, что «…он постриг себе волосы в кружок, нарядился в латинскую одежду, смешался с толпой латинов».

Исчезновение молодого царевича не замедлило обнаружиться, и василевс отдал приказ тщательно обыскать все стоявшие на столичном рейде суда. Но смертельно рисковавшему беглецу посчастливилось ускользнуть и добраться до своего шурина, германского императора Филиппа Швабского (1198–1208 гг.), женатого на его сестре, Ирине. Тот оказался главной тайной пружиной последующей трагической интриги, вступив в сговор с беглецом. Именно он посоветовал Алексею обратиться за помощью к крестоносцам, собиравшимся по призыву недавно избранного Папой энергичного, грозного Лотара де Сеньи, римлянина из знатного рода, принявшего имя Иннокентий III, нанести удар мусульманскому Египту, чтобы отсюда в очередной раз попытаться освободить от неверных Святую Землю и обетованный Иерусалим.

Так самый младший из Ангелов стал тем человеком, которому будет суждено разрушить византийское государство. Действия этой роковой фигуры оказались фатальны. В апреле 1203 г. Алексей прибыл на остров Корфу, где заключил соглашение с предводителем начавшегося к тому времени Четвертого Крестового похода, прославленным знатным североиталийским рыцарем, маркграфом Бонифацием Монферратским, заметим, ставленником Филиппа Швабского, к тому же имевшим собственные притязания на Востоке. Отчаянно нуждаясь в поддержке, этот не имевший никаких официальных полномочий «юноша столько же по уму, сколько по летам», безответственно, опрометчиво предлагал за свержение своего дяди и возвращение законного престола отцу, а значит, и самому себе, как прямому наследнику, все что угодно: подчинить Греческую Церковь Римскому папе, уплатить «воинам Христа» любую, самую огромную сумму денег, год содержать их флот, профинансировать завоевание мусульманского Египта, выставить для Крестового похода 10 тысяч воинов, бессрочно содержать 500 рыцарей на Святой Земле для охраны Иерусалима. Некоторые считают эту авантюру молодого Алексея латинской интригой, затеянной, чтобы сокрушить Византию. Доказательств этому, кроме самих результатов авантюры, нет.

Первоначально рыцари собирались отвоевывать Гроб Господень, переправившись через Средиземное море в Египет, который считали «ахиллесовой пятой» мусульманского Востока, а затем оттуда вторгнуться с юга в Палестину. Византийские дела не входили в их планы. Многие воины не хотели ничего большего, как исполнить свои клятвы пилигримов в Обетованной земле, а потом вернуться к семьям и обычным делам. Они не желали отклоняться в сторону и вмешиваться, пусть даже косвенным образом, в политику других народов, даже если это означало, что они увидят легендарный город столь же легендарного Ромейского царства. Но вожаки крестоносцев и их перевозчики-венецианцы не дали себя долго упрашивать и после споров, поначалу едва не приведших к расколу армии, все же согласились на предложение юного Алексея Ангела. Как показывают мемуары одного из пилигримов, рыцаря Робера де Клари из Амьена, они верили, что в столице греков сосредоточены две трети всех богатств мира. При возможности сказочного обогащения поход на Константинополь, в свете восстановления прав пострадавшего от злого узурпатора якобы законного византийского императора, выглядел по своему даже благородно, а опасность кампании была минимальной. Легкомысленный и хвастливый Алексей не скупился на щедрые посулы, обещая своим покровителям за возврат трона «золотые горы» в виде 200 или даже 300 тысяч марок — миллион и 200 тысяч ромейских золотых иперпиров! В той ситуации, в которой находилась ослабленная Византия, такие сумасбродные обещания были чистой фантазией, но в них хотелось верить и уж тем более попытаться реализовать.

В итоге, предводители Крестового похода не стали возражать: у каждого из них были свои интересы. Жесткий, умный и честолюбивый, еще достаточно молодой Папа Иннокентий III (он занял Св. Престол в 1198 г. в возрасте 38 лет, что было редким явлением в истории папства), ссылаясь на божественное установление, открыто заявил о главенстве Римской Церкви над всеми остальными. Человек железной воли, суровый и властный, он втайне мечтал восстановить единство в христианском мире, более того, создать универсальное мировое теократическое государство и был совсем не прочь распространить свою власть на ромеев, правда, не с помощью оружия, и тем более оружия могущественных германских императоров-соперников, претензий на мировое господство которых откровенно опасался, а путем церковной унии. Поначалу он даже предлагал василевсу Алексею III Ангелу принять участие в организации Крестового похода, прозорливо предрекая, что в случае отказа его могут ждать неприятности со стороны сил Запада. Вместе с тем, по словам эльзасского монаха-хрониста Гюнтера Пэрисского, писавшего в 1207–1208 гг., Папа был не против поворота похода на Константинополь, ибо «…с давних пор ненавидел этот город». Его страшила лишь опасность гибели там западного войска: «Он не надеялся на то, что наши в состоянии будут совершить это, и говорил, чтоодин только рыбацкий флот Константинополя более многочисленен, чем все их (крестоносцев) суда…; военных же и торговых кораблей у них несметное множество, и к тому же [имеется] вполне надежная гавань».

Невзирая на такого рода опасения, германский император Филипп Швабский, младший сын печально памятного для ромеев Фридриха Барбароссы, предъявил претензии на балканские территории между албанским Диррахием и македонской Фессалоникой, которые считал своим наследственным владением. Он тоже пообещал Папе, что подчинит Православную Церковь Латинской, если «всемогущий Бог отдаст мне или моему шурину Греческую империю».