Сергей Сорочан - Ромейское царство

Тогда же, к концу переломного IV в., стало наблюдаться постепенное возвышение Константинопольского церковного престола, этакого нового выскочки, находившегося в непосредственной близости от постоянной и все более набиравшей влияние резиденции императора. До этого в христианском мире по своей авторитетности лидировали три епископа — Рима (берущий начало от апостола Петра), Александрии (от евангелиста Марка) и Антиохии в Сирии, причем Апостольский престол понтифика Рима, менее других политически независимый от власти императоров, неизменно занимал признаваемое всеми ведущее по чести место. Верховные представители всех указанных престолов носили сан архиепископа или митрополита, а со временем, с середины V в. стали титуловаться Патриархами. Исходя из этой ситуации, Папа Геласий I написал в 494 г. византийскому императору Анастасию: «…две силы правят в этом мире — священная власть епископов и царская власть». Таким образом, уже в ранней Византии Церковь сумела преодолеть свою разобщенность, унаследованную от первых веков христианства, и, что особенно важно, стала выступать как мощный инструмент политического влияния.

Верующие души с ранних времен — еще дохристианских — искали уединения, становясь отшельниками , а идея безбрачия, умерщвления плоти издавна ассоциировалась с набожностью. Поэтому нет ничего удивительного, что в Римской империи, еще до официального принятия христианства, рано появился мир иных людей, тех, кого христиане называли «божии угодники». Среди них главное место принадлежало монашеству, от греческого слова — «монахос» — одиночка, производному от их образа жизни. Традиционно считается, что оно получило распространение в III — начале IV вв. на Востоке — прежде всего, в Египте, в пустынных, прокаленных солнцем местах Нитрии, Фиваиды , но свои собственные древние традиции монашество, несомненно, имело и на Синайском полуострове — в Палестине, в Сирии, например, предместье сирийской Антиохии, а также в Каппадокии , в восточной Малой Азии. Как факт, старейший сохранившийся папирус, в котором употребляется слово «монах», датируется 324 г. — годом закладки Константинополя.

Разумеется, тяготевшие к подвижнической, полной лишений жизни давно встречались и среди горожан, в числе членов первых христианских домашних церквей, но именно отречение от мира, от шума и суеты греко-римских городов оформилось в культуру уже победившего христианства, в которой где бы то ни было уединенно предаваться молитве, хранить ритуальную чистоту, безбрачие и жить максимально отдельно от остального общества стало рассматриваться как выбор, доступный всем мирянам — по-латыни плебсу, по-гречески лаикам («народу»), верующим христианам, участникам церковной жизни, и мужчинам, и женщинам. Парадоксально, но именно тогда, когда христианская религия победила, став государственной, монашество объявило своим идеалом бегство от оков материального, вещественного мира, от светских забот и соблазнов, полный отказ от материальных благ, суровую и скромную, смиренную жизнь, всецело отданную помыслам о Боге. Нищета, самоистязания, посты , по-гречески нистии , и особенно целомудрие, плотское воздержание, наряду со стойкостью ко злу, апафией — бесстрастием , стали ее главными составляющими с целью обеспечить спасение , то есть избавить себя от зла, еще при жизни умереть для греха, достичь обожения , по-гречески теосис — приобщения к Божественной жизни и духовно ожить для Христа.

С этой целью пламенно верующий человек искал себе убежище, скрывался от своих желаний, страстей и не мог открыто признаться в грехах. Он жил сам с собой и с Богом. Поэтому выходом представлялось не думать ни о ком другом, как можно полнее порвать с миром, «обрести могилу до могилы», стать «живым мертвецом», а для этого отселиться от остальных, по возможности, отправиться в уединенные места, где денно и нощно молиться, петь псалмы, особенно на восходе и закате солнца, предаваться тихому созерцанию , — главное, исповедоваться перед Богом, который становился единственным центром устремлений и единственным объектом любви. Одиночество, лишения и страдания позволяли приблизиться к духовному совершенству, испытав хотя бы малую долю мук, которые, согласно Своей и Божьей воле, принял на себя Спаситель.

Так родился вызывавший всеобщее восхищение и преклонение образец так называемого апостатика — «отрекшегося», мужественного монаха- анахорета , то есть отшельника, или иремита , то есть пустынника, живущего в одиночестве, тишине и безмолвии, переносящего голод и жажду, холод и жару, полностью отдавшегося бдениям и молитвам о спасении, которые он творил, надо заметить, не только за себя, а за всех. Духовная сила такой молитвы считалась не менее важной для защиты Империи, чем сила оружия. В византийской Церкви подобный образ жизни получил со временем название идиоритм , то есть «одинокое житье». Именно он породил многих людей, достигших дарованной Богом духовной силы. В византийской Сирии с ее развитым монашеством таких отрекшихся от мира аскетов, дававших обет безбрачия при Крещении, не случайно называли «Сыны/Дочери Завета», хотя они продолжали проживать в городах и служили в местных церквах.

Трудно сказать, кто именно и где стал первым монахом. По преданию, им считается Павел Фивский (Фивейский), доживший до 91 года в отшельничестве, в руинах заброшенных древних египетских Фив. На самом деле, о скачкообразно распространявшемся монашестве, причем по самым разным регионам, мы имеем весьма неравномерные данные. Ясные этапы его развития очень сложно определить.

Принято указывать, что одним из самых влиятельных идейных родоначальников монашества стал анахорет Антоний Великий, которого составитель его Жития художественно и, как теперь выясняется, не совсем точно изобразил в виде малорослого, совершенно неграмотного египетянина, говорившего только на коптском языке. Впрочем, Антоний действительно родился около 254 г. в крестьянской, но зажиточной христианской семье коптов с севера Фиваиды. После смерти своих родителей он решил последовать за Христом и по Его завету распродал и раздал свое имущество, а сестру оставил на попечение монашеской общины в Александрии. Недолго пробыв в учениках некоего старца-отшельника, он уединился «в городе мертвых», на некрополе — кладбище, которое, как и пустыня, считалось местом обитания злых духов. Претерпев борение с ними, около 285 г. он отправился в некую заброшенную крепость в Фиваидсой пустыне, где прожил в одиночестве два десятилетия. Таким образом, его нововведением стало не отречение от мира, а уход в пустыню. Другими словами, Антоний стал символом пустынножительства. Лишь со временем он разрешил селиться по соседству с ним его назойливым последователям, которые стали строить одиночные келии (от лат. celia — клетка) наподобие шатров кочевых племен. Рассказывали, что пустынник воздерживался от еды по четыре дня кряду, а если ел, то только после заката, никогда не мылся, временами впадал в молитвенный экстаз, обретал божественную истину в видениях, даже предрекал будущее, обладал силой изгонять духов и самых жестоких демонов, зачаровывать крокодилов, приручать диких животных и птиц, занимался целительством. При этом он оказался достаточно высокообразованным, чтобы понимать философов, активно участвовал в церковной полемике своей эпохи (сохранилось несколько его писем, причем на греческом языке). К нему стекалось множество верующих в поисках наставления и спасения, единения с Богом по благодати. За это время Антоний только дважды приходил в Александрию, в 308 и 337/338 гг., оба раза во время гонений на христиан. Уйдя в конечном счете в безлесые, скалистые горы Синая, он закончил жизнь в 356 г. столетним старцем, в долгожданном одиночестве и завещал двум верным ученикам, Макарию и Амате, похоронить себя так, чтобы его тело не подвергли мумификации, принятой среди египтян, а сама могила осталась неизвестной. Очевидно, именно Амата, наряду с другим учеником, Серапионом Тмуитским, предоставил Афанасию, многократно гонимому епископу Александрии, сведения для Жития Св. Антония, составленного около 358 г. Оно было переведено на латынь и языки христианского Востока, получило широчайшую известность, послужило популяризации монашеских идеалов и духовности пустынников в Империи, воодушевив подражателей.