Сергей Сорочан - Ромейское царство

В итоге в 1352–1354 гг. молодой Иоанн Палеолог, не желавший довольствоваться тем, что получил от Кантакузина, напал на фракийский Адрианополь, призвав на помощь сербов и болгар, а с помощью венецианцев, к тому же давших ему солидный заем, стал захватывать эгейские острова. В Византии вспыхнула новая распря, которая в очередной раз подвергла страну смертельной угрозе, съела последние крохи и без того пустой казны, и даже деньги на восстановление Великой церкви, пожалованные в 1350 г. великим князем Московским Симеоном Гордым. Благочестивое даяние ушло на уплату турецким наемникам.

Утративший всякую охоту к власти, осужденный общественным мнением, уставший от ответственности, бесчисленных кровавых междоусобиц, Кантакузин понимал, что, несмотря на тяжкие труды, не может удержать страну на плаву и, видимо, поэтому все чаще заводил меланхоличные разговоры о привлекательности монашеской жизни, даже купил себе участок земли на горе Афон.

Ненастной поздней осенью 1354 г. Иоанн V Палеолог прибыл в Константинополь на двух пиратских галерах, принадлежавших генуэзскому авантюристу Франческо Гаттилузио, пообещав ему за помощь руку своей сестры Марии и остров Лесбос, самый значительный из остававшихся у византийцев островов. Узнав о заговоре, Иоанн Кантакузин прекратил сопротивление, отрекся от престола и, испытывая чувство долгожданного облегчения, постригся в монахи, впрочем, и после этого, еще почти тридцать лет, до глубокой старости сохранив достаточное политическое влияние и авторитет. Его место на троне «досрочно» занял зять, Иоанн V, к которому перебежали недовольные бывшие кантакузинисты.

Эта смена мало что дала стране, а точнее, не дала ничего хорошего, ибо по словам одного из последних ромейских историков, Дуки Фокийского , новый автократор уступал прежнему по всем показателям: «Был он весьма легкомысленный человек и не глубоко интересовался иными делами кроме хорошеньких и красивых женщин и [вопроса], которую из них и как поймать в свою сеть». Впрочем, похоже, бедную страну в ее отчаянном положении и мраке упадка были уже не в состоянии спасти ни гении, ни посредственности. Хозяйственная и финансовая нужда стала еще более непреодолимой, а административный аппарат — основа прежнего могущества византийского государства, его былая гордость и крепкий становой хребет, стремительно потерял последние остатки строго централизованного характера и окончательно разложился. От фем и ведомств логофетов остались одни названия, важнейшие должности превратились в пустые титулы, а иерархия перестала быт четкой, спуталась. Псевдо-Кодин, оставивший ценный трактат о должностях, писал, что было неизвестно, чем собственно занимались даже такие еще недавно значительные чиновники как логофет геникона и логофет дрома. Можно лишь удивляться, что потеряв прочное основание, упадочная Византия еще в течение ста лет будет сохранять потрясающую жизнеспособность.

В год, когда в Ромейском царстве произошла смена правителей, утром 2 марта жуткое землетрясение, превратившее в развалины сотни фракийских городов и деревень, уничтожило дома и оборонительные стены города-крепости Галлиполи (Каллиполя) — бывшего древнего Херсонеса Фракийского на европейском берегу пролива. Путь во Фракию отныне было некому преградить. Посчитав это знамением Аллаха, османлы со своими семьями, спешно перевезенные из Малой Азии сыном Орхана Гази, эмиром Сулейманом, мгновенно заселили Галлиполи, брошенный его прежними обитателями. Он стал не просто первым турецким поселением в Европе, но крайне важным плацдармом, откуда турецкий пресс теперь мог давить вглубь Балкан, не встречая последних препятствий. Воины джихада потоком хлынули из Азии, теперь уже не как налетчики, а как поселенцы. Они не желали обсуждать свой уход даже на условии богатого выкупа, который Кантакузин безуспешно попытался посулить Орхану, сказавшемуся больным. По словам писателя, интеллектуала Димитрия Кидониса, вконец отчаявшиеся, впавшие в уныние, стенавшие жители Константинополя, чувствовали себя в его «стенах как бы в сети варваров» или покидали город, дабы «избегнуть рабства», а представители Венеции в столице докладывали своему правительству, что ромеи, напуганные успехами османов, все более склоняются к идее подчинения Республике Св. Марка, царю Сербии или королю Венгрии, лишь бы найти защиту от турок.

В том же году окончательно завершился длительный период гражданской войны в Византии, а вместе с ним завершилась и ее история как мировой державы и суверенного государства. К этому времени в его составе остались лишь небольшая область разоренной Фракии возле Константинополя, фактически самостоятельные округ Фессалоники, часть Пелопоннеса и некоторые эгейские острова, которые удерживала лишь традиция. В западных владениях страны господствовали сербы, восточные стали жертвой турецкой агрессии, на островах и в самом сердце былой Империи, Константинополе, хозяйничали жадные до прибыли, надменные италийцы.

Победу одержала правительственная партия, которую еще так недавно поддерживал народ. Но время было безвозвратно упущено. В ходе гражданской войны и усилившихся к середине XIV в. вражеских нападений, потерь сельскохозяйственных территорий была разорена, изгнана или погибла значительная часть земельной аристократии, из рядов которой выходили должностные лица Ромейского царства. Уцелевшие, пытаясь приспособиться к новым обстоятельствам, стали переходить к занятиям коммерцией, банковским делом. Но остальное, обескровленное, экономически и морально подорванное, население Византии не смогло оказать ощутимую помощь Иоанну V в борьбе с входившими в силу османами, которые жаждали все новых и новых земель.

Последним византийским императорам удалось сохранить вес иперпира не менее двух граммов, но золото сократилось в нем до четверти, а затем — до трети. Наряду с изображениями Христа или Богородицы, другими иллюстрациями на церковные темы — свидетельствами отчаяния ромейских властей, на нем появились сцена коронации или рисунок города. Западные золотые монеты, особенно венецианские дукаты и флорентийские флорины с изображением цветка, вариант гроссо, заполонили ромейский рынок. Так, за два константинопольских перпера давали один венецианский дукат, и это еще было неплохо.

В 60-е гг. XIV в., при Иоанне V Палеологе (1341–1391 гг.), византийцы отказались от выпуска своего золота. Оно осталось в обиходе лишь как счетно-денежная единица, в которой могло содержаться разное количество реальных монет. Иперпир окончательно обесценился, потерял характер международной волюты и уступил место серебряным монетам невысокой пробы, которые знаменовали конец тысячелетия золотой валюты в Византии. Став вассалами султана Мурада I (1362–1389 гг.), ромеям поневоле приходилось приравнивать свою денежную систему к османской с ее серебряными акче. При этом византийского серебра выпускалось несколько номиналов: тяжелый, почти девятиграммовый ставрат — дословно «кресчатый», видимо, от греческого «ставрос» — крест, поскольку он иногда ставился в начале надписи на монете, а также половина, четверть и восьмая ставрата. При этом перпер был приравнен к 16 турецким акче, а Иоанна V Палеолог стал выпускать свои серебряные ставраты стоимостью восемь акче. Кроме того, в качестве разменной монеты в ходу были так называемые «политики» или турнесы, весом около грамма, в которых серебра было от силы на треть, и которые подражали звонким денье латинских княжеств Греции. Из медных номиналов остались торнезе и появились фолларо. Но и тех катастрофически не хватало. По образному выражению Никифора Григоры, в императорской сокровищнице были лишь «воздух, пыль и эпикуровы атомы». Армии тоже не существовало. Уже весной 1355 г. дож Венеции советовал просто аннексировать жалкие остатки Ромейского царства, чтобы они не стали вполне вероятной добычей турок. Во всем мире понимали, что это конец и вопрос лишь в том, кому подчинятся оставшиеся византийцы.