Натан Эйдельман - Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз…

[Однажды Дельвиг, не выучив, как обычно, урока, спрятался под кафедрой, а там уснул.]

[Илличевский.]

[Скорее всего князь Горчаков, хотя «сиятельным повесой» был и граф Броглио.]

[Конечно же Пущин!]

[Миша Яковлев — Паяс, вспомним его неудачу с баснями!]

[Иван Малиновский — Казак; поэтому вспомянут и Платов, знаменитый Донской атаман.]

[Разумеется, первый гитарист — Николай Корсаков.]

[Опять Яковлев — учившийся на скрипке (отсюда и насмешка: Роде — известный скрипач).]

Пущин вспоминал, как впервые читалось это стихотворение:

«После вечернего чая мы пошли гурьбой с гувернёром Чириковым к больному Пушкину.

Началось чтение:

Внимание общее, тишина глубокая по временам только прерывается восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он был весь тут, в полном упоении. Доходит дело до последней строфы. Мы слышим:

При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявши под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхель! Опомнившись, просит он Пушкина ещё раз прочесть, потому что и тогда уже плохо слышал одним ухом, испорченным золотухой».

Эти строки, написанные через восемь лет после окончания Лицея (черновик стихотворения «19 октября»), обращены ко всем «посвящённым», но более всего — к Кюхле.

«Чёрный стол» — для последних или провинившихся.

Бунты, плески, забавы — нам понятны.

«Наш словарь». В 1928—1929 годах замечательный советский писатель, учёный Юрий Николаевич Тынянов выкупил у одного антиквара большую партию бумаг Кюхельбекера. Кое-что успел напечатать, многое погибло во время блокады Ленинграда. Среди рукописей находилась объёмистая тетрадь плотной синей бумаги, в которой рукой Кюхли было исписано 245 страниц: «словарь» — свод философских, моральных, политических и литературных вопросов, интересовавших Кюхельбекера и его друзей…

Эпиграфом лицеист поставил изречение: «Средством извлечь из своих занятий всю возможную пользу, тем самым, к которому прибегали Декарты, Лейбницы, Монтескьё и многие другие великие люди, является обыкновение делать выписки из читаемого, выделяя наиболее существенные положения, наиболее правильные суждения, наиболее тонкие наблюдения, наиболее благородные примеры».

Сверху, по-видимому, позднее, приписано:

«Je prends mon bien, où je le trouve» [40] «Я беру своё добро там, где нахожу» (Мольер). .

Перелистывая тетрадь, Тынянов находил выписки по таким, например, темам, как «Аристократия», «Естественное состояние», «Естественная религия», «Картина многих семейств большого света», «Знатность происхождения», «Образ правления», «Низшие (справедливость их суждений)», «Обязанности гражданина-писателя», «Проблема», «Рабство», «Хорошее и лучшее», «Пётр I», «Война прекрасная», «Свобода».

Множество цитат различных философов, но как любопытно — что именно выписывает лицеист!

«Знатность происхождения

Тот, кто шествует по следам великих людей, может их почитать своими предками. Список имён будет их родословною».

«Рабство

Несчастный народ, находящийся под ярмом деспотизма, должен помнить, если хочет расторгнуть узы свои, что тирания похожа на петлю, которая суживается сопротивлением. Нет середины: или терпи, как держат тебя на верёвке, или борись, но с твёрдым намерением разорвать петлю или удавиться. Редко, чтоб умеренные усилия не были пагубны».

Из Шиллера выписано:

«Государь (самодержец) всегда будет почитать гражданскую свободу за очуженный [41] То есть отнятый у него. удел своего владения, который он обязан обратно приобрести. Для гражданина самодержавная верховная власть — дикий поток, опустошающий права его».