Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

** См: Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина, с. 440.

Речь идёт о Нарышкине Кирилле Александровиче, дяде В. А. Соллогуба.

Дантес Жорж Шарль, барон Геккерн, уроженец Эльзаса, франц. подданный; в 1833 году прибыл в Россию, имея при себе рекомендательное письмо прусского наследного принца Вильгельма. В феврале 1834 года был зачислен корнетом в кавалергардский полк, а в январе 1836 года произведён в поручики. В мае 1836 года был официально усыновлён нидерландским посланником Л. Геккерном и стал именоваться бароном Георгом Геккерном.

О ноябрьских событиях 1836 года, связанных с пасквильным дипломом и несостоявшейся дуэлью (см.: Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. Предыстория последней дуэли). Л., 1984, с. 67—140).

Гончарова Екатерина Николаевна, старшая сестра H. Н. Пушкиной, с 1834 года жила в доме Пушкиных; 10 января 1837 года вышла замуж за Ж. Дантеса-Геккерна и в апреле 1837 года уехала за границу.

А. С. Пушкин был должен казне 45 тыс. руб. и, несмотря на то что долг, с разрешения царя, погашался в счёт годового жалованья, очень этим тяготился. В письме к министру финансов Е. Ф. Канкрину от 6 ноября 1836 года Пушкин просил разрешения погасить свой долг за счёт передачи в казну с. Болдина (см.: XVI, 182—183). 11 ноября он получил отказ в своей просьбе (XVI, 192—193).

* Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина, с. 455—456.

См.: Соллогуб В. А. Из «воспоминаний».— В кн.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985, т. 2, с. 345.

Письмо А. С. Пушкина А. X. Бенкендорфу от 21 ноября 1836 года (XVI, 191—192; пер., с. 397—398) на самом деле до адресата не дошло: на обнаруженном недавно оригинале письма имеется пометка секретаря Бенкендорфа П. И. Миллера: «Найдено в бумагах Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года» (см.: Эйдельман Н. Я. Десять автографов Пушкина из архива П. И. Миллера.— Зап. отд. рукописей Гос. б-ки СССР им. В. И. Ленина, вып. 35, 1972, с. 304—320). Таким образом, П. Е. Щёголев, разыскивавший безрезультатно автограф данного письма, справедливо констатировал, что в «секретном досье III Отделения такого письма к Бенкендорфу не оказалось» ( Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М.—Л., 1928, с. 456). В бумагах самого поэта находились лишь фрагменты письма (XVI, 265—266).

Находка писем Миллера укрепляет позицию о неотосланном письме. Сам П. И. Миллер писал: «Письмо к гр. Бенкендорфу он не послал, а оно найдено было в его бумагах после его смерти, переписанное и вложенное в конверт для отсылки» (Цит. по соч.: Эйдельман Н. Я. Из последних пушкинских открытий.— Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1975. М., 1976, с. 82).

Работы на данную тему П. Е. Щёголев не успел осуществить.

См.: ЦГИА, ф. 516, оп. 1 (120/2322), ед. хр. 123, л. 75 об.

Строки из письма В. А. Жуковского А. С. Пушкину от 14—15 ноября 1836 г. (XVI, 186; пер., с. 395). Начало письма: «Вот что приблизительно ты сказал княгине третьего дня, уже имея в руках моё письмо…» и далее текст.

В свете вновь найденных в последнее время материалов вывод П. Е. Щёголева о причинах визита и приёма поэта царём 23 ноября 1836 года должен быть пересмотрен. По-видимому, царь взял с Пушкина обещание не драться на дуэли, но в случае возобновления конфликта обратиться к нему. Николай I дал тем самым понять поэту, что он лично вмешивается в его дело. Подтверждение подобному объяснению мы найдём и в письме Е. А. Карамзиной к своему сыну от 2 февраля 1837 г. (см.: Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 гг. М.—Л., 1960, с. 170). Осведомлённость Карамзиных идёт от В. А. Жуковского, который был в центре ноябрьских событий. Его обращение к Николаю I с просьбой вмешаться и послужило поводом к данной аудиенции.

Письмо В. А. Жуковского отцу поэта, С. Л. Пушкину от <15 февраля 1837 г.>.— В кн.: А. С. Пушкин и его современники, т. 2, с. 398. Приводимая фраза подтверждает вывод о том, что 23 ноября 1836 года Пушкин дал слово Николаю I не драться с Дантесом на дуэли ни под каким-либо предлогом.

Письмо А. С. Пушкина барону Л. Геккерну от 26 января 1837 г. (XVI, 221—222; пер.: 407—408). Текст: «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивлённая такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.

Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорождённого или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните моего сына.

Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие-то бы ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслуживала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и ещё того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.

Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга. Александр Пушкин».

Реконструированный конец письма даёт возможность говорить о намерении поэта оставить копию данного послания, давая тем самым понять, что письмо будет распространено в списках и тем самым репутации Геккернов будет нанесён удар в общественном мнении. Таким образом, письмо и его концовка исключали какую-либо возможность мирного разрешения конфликта (см.: Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837. Л., 1969).