Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Вышли десятки книг и статей российских авторов по раз­личным вопросам кануна и истории Второй мировой войны. Во многих из них продолжена направленность тех трудов, в кото­рых раскрывались цели и последствия политики Сталина в рас­сматриваемый период, в том числе и на международной арене. Необходимо отметить, что ряд этих изданий носил публицисти­ческий характер и не содержал тщательного анализа различ­ных архивных данных, характеризующих политику СССР и других государств.

Ценность упомянутых публикаций состояла в том, что они вводили в научный оборот значительное число документов о политике Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии и других стран. В то же время на них лежала печать двойственности, свойственной отечественной историографии 90-х годов. Пред­ставляя различный спектр российской общественной и науч­ной мысли, авторы часто противоречили друг другу, склоняясь при освещении советской политики то к более осуждающим, то к более оправдательным оценкам. На историю переносились современные идейные столкновения, отражавшие в целом от­ношение ко всему советскому периоду и к сталинизму, особен­но это сказывалось на оценке проблем советской внешней политики. Соответственно вновь усилился интерес к Мюнхен­скому соглашению 1938 г. В ряде работ советско-германский пакт 1939 г. называли "новым Мюнхеном", а события 1939 г. в Польше трактовались как новый ее раздел между Россией и Германией.

В западной историографии в 90-е годы почти не появилось серьезных новых трудов по рассматриваемому периоду. Их оценки имелись лишь в книгах, посвященных Советскому Союзу 30 — 40-х годов и т.п.

Одновременно активизировались историки Польши и стран Балтии. В этих государствах было издано множество публикаций документов и исследований, в которых СССР подвергался рез­кой критике за "оккупацию" части Польши и Прибалтики, за массовые репрессии против местного населения. Ряд историков этих стран включились в кампанию на государственном и обще­ственном уровнях, целью которой было добиться от нынешней России извинений и покаяния за события 1939— 1941 гг. Они по­литизировали историю, игнорировали вопрос о сущности тех режимов, которые существовали в странах Балтии до 1940 г., пренебрегали всесторонним анализом предвоенной ситуации, ограничиваясь осуждением Советского Союза.

В 2007 г. в Стокгольме опубликована книга эстонского исто­рика Магнуса Ильмярва "Тихое подчинение", в которой впер­вые в историографии стран Балтии на основе большого масси­ва архивных и прочих документов рассматриваются внутрен­ние аспекты политики этих стран в конце 30-х годов, сделан ак­цент на авторитарном характере режимов Пятса, Сметоны и Ульманиса, которые, по мнению автора, во многом ответствен­ны за судьбу Прибалтики в 1939— 1940 гг. 15

В напряженную атмосферу дискуссий, проходивших вокруг событий 1939— 1941 гг., "добавляли жару" и книги упомянутого Суворова 16. Эти события стали неким новым дополнительным поводом для возобновления споров о советской системе в целом, о роли Сталина и по многим другим вопросам, связанным с исто­рией страны в XX столетии. Особого накала достигали дискус­сии, когда речь заходила об освещении Второй мировой и Вели­кой Отечественной войн, а также предшествовавшего периода в учебниках по истории, прежде всего для средней школы.

Обобщая сказанное, можно определить следующие момен­ты в отечественной историографии рубежа XX и XXI вв. в оценке рассматриваемого периода. Картина событий часто ри­суется односторонне, не всегда учитываются сложность и мно­гоплановость различных и противоречивых факторов. Наряду со справедливой критикой аморальных действий и нарушений правовых норм советских лидеров не берутся в расчет сообра­жения необходимости обеспечения безопасности страны в ус­ловиях уже начавшейся мировой войны.

Заметно активизировались и те историки, которые стреми­лись позитивно рассматривать политику и действия советского руководства и лично Сталина. В ряде случаев их доводы и аргу­менты словно возвращали историческую науку к тем оценкам и представлениям, которые господствовали в отечественной историографии в советское время до конца 80-х годов. Многие сторонники этой точки зрения пренебрегали теми сведениями и документами, которые уже были введены в научный оборот за последние 10 — 15 лет. Но и в этих трудах были использованы новые материалы, которые расширяли представление о собы­тиях тех лет, прежде всего связанных с обеспечением безопас­ности страны. Они не только оказались в эпицентре дискуссий, но сами стали неким индикатором разногласий между различ­ными политическими силами России. История дает нам подоб­ные примеры, когда те или иные события или целые периоды приобретают, причем порой весьма неожиданно, знаковый смысл, отражая отсутствие единства в обществе по важным со­временным проблемам.

К сожалению, в этом случае история снова становится за­ложницей политики, а историческая память приобретает изби­рательный и заангажированный характер. Как показал опыт 90-х годов, новые документы имели небольшое значение, ибо на первый план выходили проблемы интерпретации и трактов­ки уже известных ранее фактов и документальных свиде­тельств. В методологическом плане речь идет в сущности о раз­рыве общей сложной и противоречивой картины на отдельные части, о подчеркивании лишь той или иной стороны и тенден­ции исторического развития, что чревато либо искажением ре­альности, либо преувеличением одной из линий развития в ущерб другим.

При такой ситуации от историков требуется максимальная взвешенность и непредвзятость в оценке событий и в подходе к исследованию документов. Для большинства российских исто­риков преобладающим стал многофакторный метод, предпола­гающий учет самых различных, порой весьма противоречивых явлений и тенденций, ибо, например, международные вопросы невозможно понять без анализа и раскрытия сущности дикта­торских и демократических режимов, без ясного представле­ния о характере и механизмах принятия решений в странах, иг­равших существенную роль в тот период.

Следует учитывать и то, что все общие и конкретные проб­лемы решались тогда в условиях, когда человечество уже прак­тически втягивалось в новую мировую войну, ставшую самым трагическим и поворотным событием XX столетия. Именно только на основе многофакторного анализа возможно раскры­тие всех сложностей и противоречивых тенденций развития в

напряженные месяцы конца 1939 и 1940—1941 гг.

* * *

В концептуальном плане анализ внешнеполитических про­блем невозможен без учета некоторых особенностей сталин­ской системы. Одна из основных задач автора состояла в том, чтобы выявить взаимосвязь идеологии и реальной политики в намерениях и действиях СССР в рассматриваемый период. Анализ конкретных международно-политических проблем предполагает также комплексное изучение общих геополити­ческих и стратегических факторов и задач, вставших перед со­ветским руководством после подписания пакта Молото­ва — Риббентропа 23 августа 1939 г.