Владимир Кузнецов - Очерки истории алан

Тогда же на карте Таврики появляется и город Судак, по церковному преданию, основанный в 212 г. (39, с. 815) и ставший впоследствии одним из важнейших портов Северного Причерноморья. Как показал В. В. Бартольд, современное название Судак восходит к древнему названию Сугдак (XIII в.) — аланский Согд (название бассейна р. Зеравшан в Средней Азии, вариант — Согдиана). «Название этого аланского «Согда» до сих пор сохранилось в крымском городе Судаке», — пишет по этому поводу В. В. Бартольд и тут же отмечает, что уже знакомая нам страна алан Яньцай, или Алания, упоминается под третьим китайским названием Судэ (39, с. 814). По-ирански «сугда» означает «чистый», «святой» (40, с. 56), т. е. функция первоначальных иранских имен Ардавды и Сугда совпадают — они носят культовый характер.

Кем был основан крымский город Сугд — Судак? Были ли это среднеазиатские согдийцы — предприимчивые купцы, деятельность которых вдоль путей морской торговли В. В. Бартольд сравнивал с деятельностью прославленных купцов и мореходов — финикийцев (41, с. 184), или это были сарматы, передвинувшиеся в Крым из приарало-прикаспийской области Яньцай — Судэ? И на этот вопрос мы не можем дать однозначный и обоснованный отпет. Ясно только то, что, как писал Ф. К. Брун, «Судак обязан своим существованием аланам, господствовавшим уже в то время над большей частью Таврического полуострова» (42, с. 122). К XII в. значение Судака настолько усилилось, что византийский писатель Иоанн Цец в своих «Хилиадах» (XIII, 93–95) весь Крымский полуостров называет по имени города Сугдеей (12, с. 122).

Кратко затронем археологические памятники, свидетельствующие расселение сармато-алан в Восточном Крыму в первых веках н. э. Выше мы уже говорили об инфильтрации их в Неаполь и европейский Боспор и, в частности, о появлении там сарматских подбойных могильников. На Боспоре последние встречаются и сосуществуют со средиземноморско-античной традицией погребений в сводчатых подземных склепах с узкими входными коридорами-дромосами (43, с. 44, 93), внешне довольно близко напоминающими обычные грунтовые катакомбы. В стенах камер античных склепов устраивались аркосолии — специальные ниши для захоронений (44, с. 150). каменные склепы нередко внутри штукатурили и расписывали, изображая орнаменты, цветы, мифологические и бытовые сцены. Среди последних особенно для нас интересны росписи I в. н. э. в склепе Анфестерия (45, с. 170–182, табл. 1). Здесь мы видим фигуры двух всадников в одежде кочевников, с длинными сарматскими копьями в руках, и войлочную кочевническую юрту с высоким полуовальным входом. Глядя на эти документальные изображения, нетрудно представить себе облик конных аланских воинов и те их кибитки, которые столь выразительно описал Аммиан Марцеллин.

Стилистический анализ живописи боспорских склепов первых веков н. э. показывает взаимодействие различных культурных традиций — античной, римско-эллинистической и местной, принадлежащей скифо-сарматам и меотам (9, с. 404, 406; 46, с. 167). О том же свидетельствуют личные имена сарматов Сорак, Саваг и Фаиспарт, начертанные на стенах керченских катакомб IV–V вв. и имеющие иранское происхождение (47, с. 22–23; 48, с. 31). К этому времени варваризация греческих городов Боспора зашла настолько далеко, что мы можем уже говорить не столько о греческом, сколько о смешанном населении этих городов с преобладанием «варварского» сармато-аланского элемента. Этот процесс ярко отразился и в керамике столицы Боспорского царства Пантикапея. Анализ местной керамики показывает наиболее тесные связи с азиатским Боспором, Кубанью и Северным Кавказом, «что объясняется как торговлей, так и непосредственным проникновением аланских племен в Пантикапей в первые века н. э» (49, с, 113).

Тот же сложный процесс этнокультурной интеграции прослеживается и в прикладном искусстве позднеантичного Крыма. Крымские города (в первую очередь, Херсонес и Пантикапей — Боспор) были крупнейшими в Северном Причерноморье центрами по производству великолепных ювелирных украшений (50), распространявшихся отсюда по всему степному миру и Северному Кавказу. В первых веках н. э. на Боспоре вырабатывается так называемый «полихромный стиль», о котором мы уже говорили выше и который характеризуется сочетанием золотого фона с многоцветными (преимущественно красными) вставками из пиленых полудрагоценных камней и эмалями. Долгое время этот стиль считали готским, после исследований М. И. Ростовцева его приписали сармато-аланам, но в современной научной литературе принято считать, что полихромный стиль — сложное историко-художественное явление, в создании его участвовали различные культурные традиции и народы, но при активном участии сарматов и алан (51, с. 53; 52).

Таким образом, присутствие сармато-алан на Боспоре в I–IV вв. и воздействие их вкусов и потребностей отразилось на формировании полихромного стиля, в эпоху гуннского нашествия распространившегося до Западной Европы.

Как видим, факты инфильтрации сармато-алан в восточную часть Крыма в первых четырех веках н. э. не вызывают сомнений; сармато-аланский облик культуры позднеантичного Боспора является общепризнанным (9, с. 418–430, 480–481; 53, с. 6–7, 161, прим. 113). Эти выводы имеют существенное значение для понимания роли алан в истории Таврики в последующую эпоху.

Обратимся к западной части Крыма. Судя по археологическим памятникам, здесь основная сарматская миграционная волна захватила юго-западную часть полуострова. Несколько позднесарматских подбойных могильников первых веков н. э. открыто и исследовано в Инкерманской долине близ Севастополя. Это могильники Инкерманский (III–IV вв.), у высоты «Сахарная головка» (IV–VII вв.), Чернореченский (II–IV вв.) (54, с. 219–237; 55, с. 169–190; 56, с. 123) и др. Кроме подбоев, численно преобладающих, во всех названных могильниках встречены и катакомбы, которые крымские археологи называют «земляными склепами». В обряде прослеживаются сарматские черты — такие, как угольная подстилка и мел в камерах, употребление погребальной кошмы и т. д., инвентарь по происхождению неоднородный, отражающий разные культурные традиции. Следует подчеркнуть, что речь здесь идет именно о сарматской (точнее сармато-аланской) волне миграции в Юго-Западный Крым; его более раннее позднескифское население археологически заметно отличается от сарматского, что можно видеть на примере загороднего некрополя Херсонеса римского времени (57, с. 249–263). В целом же, с учетом остатков скифского населения (в состав коего, по Ю. М. Десятчикову, могло входить и скифское племя сатархов, 58) мы, очевидно, можем говорить о постепенной аккумуляции древнеиранского населения в этой части Таврики.

Безусловно, этот процесс захватил и Херсонес, отгороженный от внешнего мира мощными крепостными стенами. Уже в первых веках н. э. сармато-аланские этнические элементы проникают в Херсонес, о чем свидетельствует появление в его некрополе захоронений с деформированными черепами (59, с. 253, рис. 24; 60, с. 142–154). Не делая поспешных выводов, вместе с тем хотелось бы отметить еще одну интересную деталь: в позднеантичном Херсонесе бытуют крупные (до 1.8 м высоты) красноглиняные пифосы с горизонтальными острореберными налепными валиками на тулове (61, с. 99, рис. 13). И очертания этих пифосов, и профиль венчика, и характерный прием украшения налепными острореберными валиками очень близки сходным черно-серым, но меньших размеров пифосам, широко распространенным и раннесредневековой керамике Северного Кавказа, в том числе и в аланской (62, с. 93, рис. 7).