Владимир Кузнецов - Очерки истории алан

A. В. Гадло городище Казаркала, которое сам Л. Н. Гумилев хазарским, уже не считает и приписывает его к числу сторожевых пунктов страны Сарир (48, с. 140–153). Впрочем, мы вновь должны возразить Гумилеву: этнополитическая ситуация в этом районе Предкавказья должна была заметно отличаться от ситуации в районе Среднего Терека, и городище Казаркала, судя по его названию и характеру керамики, скорее всего в VIII–IX вв. было действительно хазарским, как и крупное Андрейаульское городище на берегу р. Акташ (49, с. 121–139).

Итак, мы склонны считать, что река Уг-ру хазарского царя Иосифа могла соответствовать Тереку и граница между хазарами и аланами проходила по этой реке в ее среднем течении (ориентировочно — до слияния Терека с Сунжей). В прилегающей к Дагестану Ичкерии, возможно, находилась контактная зона между аланами, хазарами и Сариром, ибо здесь известно несколько аланских катакомбных могильников (50, с. 39–40; 51, с. 89–91).

К западу от излучины Терека алано-хазарская граница намечается также гипотетично. Представляется весьма вероятным, что Ставропольская возвышенность в VII–IX вв. была занята хазарами. Анонимный источник X в. «Худуд-ал-Алам» указывает на западе Хазарии Хазарские горы (52, с. 161); если это не Донецкий кряж, то скорее всего Ставропольская возвышенность. К сожалению, опубликованная Т. М. Минаевой керамика городищ Ставропольской возвышенности происходит из поверхностных сборов и достоверно не датирована; значительная ее часть может относиться к дохазарскому времени (53, с. 125–163). Более ясная и обоснованная картина начала вырисовываться после разведок, проведенных в последние годы А. В. Гадло и Н. А. Охонько. Как выясняется, вся Ставропольская возвышенность (на юге до горы Бештау) с конца VII по конец IX в. была покрыта сетью небольших неукрепленных поселений, дающих керамику, типичную для южно-степного варианта салтово-маяцкой культуры Нижнего Подонья, Приазовья, Восточного Крыма и Таманского полуострова. А. В. Гадло связывает эти поселения с болгарским населением Хазарского каганата; интересно отметить, что в долине р. Кумы салтово-маяцкая керамика им не выявлена, здесь господствует керамика аланского облика, и это дает возможность А. B. Гадло предположить, что здесь проходила соответственно граница между хазарами и аланами (54, с. 74–78; 55, с. 243–291), (что весьма близко к границе, намеченной нами).

Мы видим, что владения Хазарии подступили вплотную к Алании не только с востока и запада, но и с севера. Этнические и культурные контакты в таких условиях должны были быть глубокими и интенсивными, ибо соседство продолжалось более 300 лет. Безусловно, имели место и факты взаимной инфильтрации населения. Кратко остановимся на одном из них.

В авторитетном источнике VII в. — новом, списке «Армянской географии» сказано, что на территории Азиатской Сарматии «живут народы турков (тюрок. — В. К.) и болгар, которые именуются по названиям рек: Купи-булгар, Дучи-булгар, Огхондор блкар — пришельцы, Чдар-болкар» (56, с. 29). Наиболее поддается локализации племя Купи-булгар, судя по названию, сидевшее на реке Куфис — Кубани (34, с. 105; 5, с. 57). Все эти болгарские племена остались на Северо-Западном Кавказе после распада объединения Кубрата во главе с его старшим сыном Баяном. Мы уже говорили об этом выше и отмечали следы болгар-агуров в осетинском нартском эпосе. Прикубанские болгары были подчинены хазарами и вошли в состав каганата, а в VIII в. они (очевидно, не без ведома хазар) передвинулись в бассейн Верхней Кубани и район Кисловодска, где появились поселения с керамикой салтово-маяцкого типа и многочисленными подвесными глиняными котлами с внутренними ушками (57, с. 34–39). Одним из таких поселений открытого типа является поселение Кольцогора у г. Кисловодска, обследованное нами в 1959 г.

Появление этих археологических памятников, впоследствии подтвержденных руническими древнетюркскими надписями на Хумаре, означало расселение части тюркоязычных болгар Хазарского каганата на территории Алании и в самых ее недрах. Нет сомнения в том, что переселившееся болгарское население попало здесь в окружение алан и вступило с ними в длительные этнические и культурные контакты, отразившиеся на этногенезе современных тюрок Северного Кавказа — карачаевцев и балкарцев. Эти связи ярко воплотились в словарном фонде осетинского языка, насыщенном тюркизмами (58, с. 34–35, 276–284). Значительная часть их могла попасть в язык алан именно в хазарскую эпоху.

Как складывались на этом фоне политические взаимоотношения алан и хазар? М. И. Артамонов, посвятивший этому вопросу специальную главу своего капитального труда, осветил его схематично и неполностью. Однако совершенно справедливо он указывал, что через страну алан проходили основные пути, связывающие степи Северного Кавказа с Закавказьем и Причерноморьем, что и определило особо важное значение алан в международных отношениях и стремление Ирана, Византии и хазар «держать их под своим влиянием или властью» (6, с. 360). С этих позиций мы и рассматриваем историю алан и алано-хазарских отношений в VIII–IX вв., полагая, что вскоре после возникновения Хазарского каганата аланы подпали под политическую зависимость от хазар, хотя и сохранили свою территориальную целостность (за исключением внедрения части болгар, о чем мы только что говорили). Как пишет А. П. Новосельцев, «аланы были той силой, с помощью которой хазары вышли победителями в сложной борьбе за гегемонию на Северном Кавказе. Аланское объединение и после этого сохранилось как самостоятельная политическая единица со своим правителем (шахом, маликом), хотя его реальная роль была сложной и не всегда одинаковой…, аланы всегда выглядят как самостоятельный субъект политики, то выступая в союзе с хазарами (чаще), то склоняясь на сторону Византии или Халифата. Последнее наблюдалось крайне редко, хотя такие случаи были, например, в 103 г. х. (721–722 гг.)» (58а, с. 105–106).

Прямое указание на эту зависимость находим в письме хазарского царя Иосифа, посланном около середины X в. испанскому сановнику Хасдаю Ибн-Шафруту: «Все аланы до границ Аф-кана (Абхазии. — В. К.) … платят мне дань» (44, с. 101–102). Мы не знаем, в чем выражалась и как долго продолжалась выплата дани хазарам, но сам факт особых сомнений не вызывает. С другой стороны, примечательно, что этноним «аланы» в VII–IX вв. в письменных источниках употребляется все реже и реже, на первое место в этнонимике Северного Кавказа выходят хазары, а в восточных источниках аланы почти всегда поставлены в связь с хазарами (59, с. 49, 51). Надо полагать, что и в данном случае мы имеем дело с отражением реального положения — временной политической зависимости алан от хазар. Более того: арабский автор VIII в. ал-Фазари, по интерпретации М. И. Артамонова, сообщал, что «хазары и аланы образовывали одно царство» (6, с. 360); мы такого толкования не придерживаемся, ибо в действительности ал-Фазари дает лишь обобщенные размеры «владения хазар и алан»: 700х500 фарсахов (60, с. 9). Однако то, что ал-Фазари владения хазар и алан рассматривает совокупно, в контексте говорит о многом.