Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

После Двины земли выглядели более приветливо, меньше песка и болот, больше возделанных полей, более добротные и многочисленные села, более красивые города и местечки. Отступающие русские здесь уже не опустошали все огнем и мечом, а удовольствовались лишь уничтожением любого рода провизии и удалением большей части жителей вместе с их добром. Погода стала более постоянной, от чего дороги снова улучшились и потери армии в людях и лошадях были меньшими, чем от Немана до Двины.

С момента перехода через Двину до сражения при Лешни 8 августа мои дела снова обстояли неплохо. Мне повезло в этом сражении, что я не был ранен в схватке. Отступление, проделанное нами, безусловно, можно оценить как победу, потому что при большом превосходстве неприятелю не удалось ни на миг причинить нам беспорядок, и даже отход через наш лагерь, где еще частично были растянуты палаточные веревки, на которые некоторые натыкались, не смог расстроить наши ряды. Впрочем, только эта твердая позиция и могла нас спасти. Из-за сражения в тот день мой полк потерял вместе с лагерем все продовольствие и фураж, и дни на бивуаке у Рудни до 13 августа были временем голода и лишений. Если до того люди и лошади несколько отдохнули, то тяготы последнего бивуака снова лишили набранных сил. Потому что, будучи на передовых постах, мы должны были быть в любой момент готовы выступить и каждое утро с пол-второго до пяти часов в ожидании нападения оставаться в седле.

Около середины августа, когда стало явным намерение русских отступать к Москве, Великая армия снова выступила из окрестностей Витебска, подошла к Смоленску, взяла этот город штурмом, выдержала кровавое сражение с неприятелем в так называемой Святой долине и наконец с непрерывными боями 4 сентября подошла к окрестностям Можайска. Здесь русские заняли укрепленную позицию, которую, очевидно, собирались защищать до конца. Здесь должно было решиться, кто владеет Москвой. 5 сентября после большого кровопролития были заняты неприятельские шанцы, потерей которых русская позиция была серьезно поставлена под угрозу {335} 335 Сражение за Шевардинский редут 24 августа (5 сентября) 1812 г. . Русский командующий не мог отдать вторую столицу империи, не решившись на битву, поэтому он пытался титаническими усилиями снова завладеть потерянными шанцами, однако безуспешно. 6 сентября для обеих армий был днем отдыха и одновременно подготовки к кровавому спектаклю, который должен был быть представлен на следующий день.

Наша дивизия отошла 13 августа от Рудни обратно к Лиозне и до 21-го прикрывала маршами и контрмаршами левое крыло Великой армии. На сколько-нибудь значительные силы неприятеля мы нигде не натыкались. 21-го приказом сверху нас отозвали с этой миссии, снова назад через Инково и Лешни до Лиозно, чтобы очистить тыл армии от летучих отрядов неприятеля. После того как нам без особых усилий удалось это сделать, мы снова продвинулись вперед через Бабиновичи и Усяникову к Смоленску, потом повернули влево к Поречью и 31 августа через Днепр в Дорогобуже вышли на большую дорогу, ведущую от Смоленска к Москве. Отсюда мы догоняли форсированными дневными маршами большую армию через Вязьму и Гжатск, нагнав ее накануне битвы под Можайском.

На всем протяжении нашего марша с 13 августа по 6 сентября у нас не было ни одного сколько-нибудь значительного сражения, а присутствие врага выдавали лишь несколько незначительных нападений на наш авангард, арьергард, на караулы и фуражиров. Земли, через которые мы проходили, преследуя неприятельский летучий отряд, находились вне маршрута большой армии и поэтому не были покинуты жителями. Но свои наиболее ценные пожитки они увезли, и единственная добыча, которая у нас была, состояла в провизии, в количестве, достаточном нашему маленькому корпусу на несколько дней существования. Сами жители, конечно, были крайне сдержанны, и мы практически никак с ними не общались. Местности же, прилегающие к тракту, уже при нашем вступлении были оставлены жителями. Кроме таких предметов, которые тяжело унести, вроде водочных бочонков и т.д., нам не встречалось никакой провизии. При нашем продвижении по тракту из Дорогобужа в тылу армии мы находили все опустошенным и разрушенным. Дорогобуж, Вязьма, Гжатск, все три — крупные города, последний из них — красивый город, были пустынны, большая часть выгорела, жителей нигде не видно. Лежавшие по дороге села также были покинуты, но разрушены в меньшей степени. В упомянутых трех городах уже были французские гарнизоны, которые обустроились по возможности удобно в остававшихся домах и многочисленных, частью очень красивых церквях и монастырях. Погода до сего времени была хорошая, в августе дни частично были еще очень жаркими, но ночью стало прохладно, а вскоре и холодно. Если эта смена температур вредно влияла на наше здоровье, то в гораздо большей степени это должно было касаться большой армии. Начиная с Дорогобужа мы везде находили много, иногда очень много солдат, которые, обессилев, остались лежать на дороге и при отсутствии помощи умерли. При быстром продвижении вперед и при учиненных русскими опустошениях, начавшихся снова от Смоленска, даже при всем желании и самых дельных распоряжениях было бы невозможно устроить госпитали для приема раненых и обессилевших. Так же как убывали силы людей, убывали силы и у лошадей. Они, привыкшие к сытному овсу, за отсутствием этого корма должны были довольствоваться только зеленой рожью. Хотя они и сохранили округлую стать, но теряли силы; из-за усиленной скачки падеж шел на сотни. Павшие лошади встречались нам на тракте во множестве, отчего у нас сложилось не самое выгодное представление о состоянии кавалерии и артиллерии в большой армии.

При нашем прибытии к большой армии вечером 6 сентября мы нашли всех бодрыми и в хорошем настроении. Близость Москвы, конец лишений, которого ожидали после занятия этого города, а для некоторых богатая добыча, на которую они рассчитывали; наконец, и прежде всего, возможность отличиться, которую, без сомнения, с избытком предоставит завтрашний день, — все это подогрело чувства, и при нашем вступлении в лагерь нас встречали поздравлениями со своевременным прибытием. Царило оживление, и если бы не видеть по большей части изможденные и бледные лица, можно было бы подумать, что находишься в лагере, в котором имеются в изобилии наслаждения всякого рода. Между тем оружие было приведено в состояние боевой готовности, а сверху пришел приказ быстрее отойти к отдыху, чтобы завтра начать вовремя дневные дела. Многие уснули беззаботно и радостно, не думая, что это последняя ночь в их земной жизни. У всех, впрочем, была одна мысль — что так дальше продолжаться не может, что должно стать лучше с занятием Москвы, а если нет, так хоть бы и перейдя в мир иной. Численная мощь армии, правда, сильно растаяла, но все еще очень значительные остатки состояли из самых сильных и проверенных воинов, а пылкий и храбрый взгляд, пусть и на исхудалом лице, обещал несомненную победу