Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

Обыкновенно мы общались с шляхтичами по-французски или по- немецки. Там же, где дворянин не понимал ни одного из этих языков, что, впрочем, было редкостью, иногда помогала латынь. На крайний случай в распоряжении всегда были евреи, которые наряду с местным языком все говорят на очень искаженном немецком и называют это своим языком.

С того дня, как мы вступили в герцогство Варшавское, все офицеры получали на личные расходы каждые пять дней по прусскому полуталеру (50 грошей) на день. В стране, где мы почти повсюду получали питание даром, этой малости не только хватало для удовлетворения наших потребностей, но и дало возможность собрать небольшой капитал на черный день. Такая предосторожность совсем скоро нам пригодилась, ибо при вступлении в Русскую Польшу нам объявили, что отныне нас переводят на российское жалованье и что мы будем получать по полрубля ассигнациями на день, то есть 14 крейцеров на наши деньги. Едва ли нас мог постигнуть более жестокий удар, однако в Белостоке саксонские офицеры уверили нас, что во внутренних областях России нам этого вполне хватит, а на марше наверняка будут временами квартиры, в которых мы получим пропитание или даром, или по очень низким ценам.

От силезской границы до Немана страна более или менее равнинная, гор нет нигде, почвы в основном песчаные или во всяком случае рыхлые. В некоторых местностях, например около Пултуска, очень много обширных лесов. Земледелие составляет едва ли не единственный источник пропитания для населения, скотоводство незначительно, так же как и коневодство. Фабрик и мануфактур нигде не встречается, торговля ограничена небольшим количеством земледельческих продуктов. Большинство ремесел в руках евреев, они же почти исключительно держат трактиры. Деревни скверные, их жители бедны и жалки, как я уже замечал раньше. Города, напротив, получше. Некоторые, как Калиш, Плоцк или Ломжа, можно сравнить с лучшими городами Восточной Пруссии. Белосток— очень приятный городок, но и он, подобно упомянутым ранее, обязан своим хорошим обликом эпохе прусского владычества {357} 357 Белосток входил в состав Пруссии после третьего раздела Речи Посполитой .

В Гродно я прибыл больным. Уже две недели я страдал воспалением глаз, которое мне причинила жаркая погода, а еще более летучий песок. Оно грозило лишить меня зрения. Врач, с которым я консультировался по этому поводу, посоветовал мне попросить гражданского губернатора статского советника Лешерна позволить мне остаться до моего выздоровления в Гродно. Врач сам сопровождал меня туда, чтобы поддержать мою просьбу, и это принесло желаемый успех. Покидая дом губернатора, я наткнулся на российского чиновника, который справился на северонемецком диалекте о моем состоянии, тотчас же пригласил меня с собой к нему на обед и, не боясь ревности русских, предложил мне у него столоваться во время моего пребывания здесь. Я с благодарностью принял приглашение. Этого благородного человека звали Багемюль, он был родом из Пруссии и служил в губернском правлении в качестве архитектора. Квартиру я получил у немецкого столяра, в чистой и светлой комнате.

Упорядоченное пребывание в Гродно влияло благотворно не только на мою глазную болезнь, которую лечил саксонский обер-хирург Рихтер, но и на весь мой организм. Но общественная жизнь там была украшена удовольствиями. Я провел немало приятных часов у Багемюля, хотя иногда беседе и мешали его ссоры с супругой. Он познакомил меня с престарелым майором фон Ротом, родом из Цвейбрюка, который охотно приглашал меня к себе и очень учтиво со мной обращался. Я дружил с несколькими пленными офицерами, а именно с уже упомянутым лейтенантом Пешеном, которому также было разрешено остаться на некоторое время в Гродно, и лейтенантом Бёкером из уланского полка Молодой гвардии Наполеона {358} 358 с 1795 по 1807 г. . Еще в Белостоке к нашему обществу присоединился вюртембергский кабинетский курьер Ланг. С нами часто встречались несколько саксонских врачей. 26 июля компанию пополнили два вюртембержца — кригс-комиссар Крайс и лейтенант фон Багнато, оба попавшие в плен в Силезии.

Гродно — резиденция гражданского губернатора. Город довольно большой, в нем есть несколько хорошо выстроенных домов и целых улиц. Христианское население состоит в основном из поляков, число русских незначительно, много немцев. Отношение последних к нам было холодным и отталкивающим. Русских мы по возможности избегали, тогда как поляки изъявляли нам, по крайней мере, некоторое участие. Евреи здесь, как и везде, живут лишь ради своего бога, денег. Местоположение Гродно красиво, но не замечательно; река, на которой стоит город, судоходна и доставляет оживление и работу для населения.

В середине августа месяца, когда мои глаза еще не вполне восстановились, я имел неосторожность просить коллежского советника Ризенкопфа, который выплачивал пленным жалованье, о лучшем месте для постоя. Он же не только категорически отказал мне, но и дал безотрадное заверение, что не замедлит отправить меня далее первым же обозом, следующим из Гродно. Мои жалобы губернатору были столь же бесплодными, как и посредничество одной уважаемой дамы, и таким образом я был присоединен к обозу, следовавшему 19 августа в Минск. С тяжелым сердцем я простился с Багемюлями, с майором фон Ротом и прочими моими знакомыми в Гродно. Они напутствовали меня самыми добрыми пожеланиями.

Некоторые из моих знакомых — герцог де Мирелли, лейтенанты Бёкер, Пешен, Хартеменк, Кемерлинк, кабинетский курьер Ланг — ушли с предыдущим обозом. Моими спутниками были Крайс и Багнато, а также уже многократно упомянутый Лодон и французский денщик, который выдавал себя за адъютанта князя Понятовского и назвался Норманном — дурной, злобный и пронырливый тип. Унтер-офицеров и солдат было от 200 до 250. Наш конвой состоял из одного пехотного поручика с 18 людьми Четвертого пехотного полка и 30 человек полтавских крестьянских казаков {359} 359 Имеется в виду Полтавское ополчение (см. Дневник). .

Марш проходил через Скидель, Каменку, Жолудек, Белицу, Новогрудок, Мир и Койдоново. 7 сентября мы прибыли в деревню под Минском, проделав путь расстоянием в 84 часа. Командующий нашим обозом чрезвычайно усугубил наше положение на марше — не по злой воле, но по грубой халатности. Он ежедневно бывал пьян и тем самым потерял всякое уважение в глазах своих подчиненных; его приказы часто выполнялись плохо или не выполнялись вовсе. В то время как он был в бессознательном состоянии, несчастные пленные подвергались более или менее дурному обращению со стороны отчасти некоторых из его людей, отчасти деревенских жителей или хозяев квартир. На протяжении всего марша мы стояли чаще всего в еврейских трактирах, лишь пару раз у крестьян, никогда у дворян. Кров над головой везде был даром, однако за еду и питье мы должны были платить, иногда значительные суммы, а несколько раз жители даже за плату отказывались предоставить нам провизию до тех пор, пока не вмешивался командующий обозом. При таких обстоятельствах неудивительно, что мы подошли к Минску не только лишенные всех денег, но и полуголодные. Жители мест, через которые мы проходили, везде были равнодушны к нашим страданиям, даже жестоки с нами; мы встретили лишь одного из них, проявившего к нам не только человечность, но и добрые чувства. Это был градоначальник в Новогрудке, по распоряжению которого мы смогли бесплатно поесть. По пути, в Свежно, мы встретили российского полковника де Фриза, который сочувственно осведомился о нашем положении и скрасил нам тамошний постой, пригласив к своему знакомому дворянину.