Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

С рассветом я покинул свой бивуак в поисках менее густого леса, чтобы добраться по нему обратно к Кёнигсбрюку. Несмотря на перипетии вчерашнего дня, я, как впоследствии мог убедиться, запомнил направление, которому должен был для этого следовать. Вскоре лес поредел, и я некоторое время осторожно продолжал свой путь. Однако внезапно я оказался перед широкой проезжей дорогой и, собираясь быстро пересечь ее, увидел нескольких казаков, которые скакали по ней и тут же устремились ко мне. Участь моя была решена. Пытаться убежать в редколесье было невозможно, это лишь ухудшило бы мою участь, и я сдался без сопротивления.

Со времени выступления с поля сражения при Лютцене мы пересекали различные местности. От Лютцена через Альтенбург и до Рохлица тянется равнина. Пейзаж украшают приятные городки, а также многочисленные и красивые, особенно богатые в Альтенбурге, деревни. У Рохлица местность становится холмистой, у Миттельвайды холмы переходят в горы. Здесь вздымаются Рудные горы. Из богатой и благословенной страны попадаешь в суровую и бесплодную местность, которая, хотя и густо заселена, кормит своих обитателей не плодами земли, а продуктами человеческого тщания. У Тарандта природа смягчается, долины овеяны легким ветром, высоты венчает прекрасный лиственный лес. С каждым шагом, за каждым поворотом открывается новый романтический вид. Заметно, что приближается прославленная Саксонская Швейцария.

При выходе из великолепных долин перед тобой неожиданно открываются красиво расположенный городок Пирна, близлежащая крепость Зонненштайн, роскошные берега Эльбы. Долина Эльбы отсюда и до Дрездена чрезвычайно приятна, хотя и не столь великолепна, как между последним городом и Мейсеном. Еще недавно столь притягательный в своей мирной жизни, Дрезден стал теперь местом сбора для большой французской армии, а незадолго до того — для русской и прусской. Два пролета великолепного моста через Эльбу были взорваны французами при отступлении и временно заменены деревянными конструкциями. По ту сторону Эльбы местность становится песчаной и покрыта лесом. Деревни худые и бедные. Городки — менее приятные, чем на том берегу.

Жители Рудных гор и долины Эльбы пострадали от произошедших передвижений войск не меньше, чем население саксонских равнин, и повсюду они говорили о том, как страстно жаждут мира. Даже если они и принимали нас как немцев хорошо, мы все же чаще, чем раньше, должны были довольствоваться [лишь] благими намерениями, и нередко они не делали никакой тайны из того, что охотнее принимали пруссаков, чем своих врагов французов.

Хотя в общем мы не терпели нужды, но бывали дни, когда пропитание было в обратной пропорции к тем усилиям, которые нам нужно было совершить, чтобы раздобыть его. Провиант добывался общими реквизициями, для одиночек любые реквизиции были строго запрещены. У нас дисциплина соблюдалась хорошо, у французов же она была менее строгой, а итальянцы вообще безнаказанно позволяли себе любые эксцессы.

Пленившие меня казаки собирались выставить пикеты и взяли меня с собой туда. Они выпотрошили мои карманы, сняли с меня походный сюртук, а после потребовали мои деньги. Случилось так, что за день до того я отдал их своему слуге для покупки провизии в Дрездене, так что при мне совершенно не было наличности. Мои знаки, что денег у меня нет, казаки хоть и поняли, но не поверили им. Они уже делали вид, что хотят заставить меня под ударами отдать спрятанные деньги, как я вынул свои часы, которые они еще не нашли, и протянул их уряднику. Этим я спас себя от рукоприкладства; тому же уряднику я обязан тем, что при мне остались сапоги, которые казаки уже начали было снимать. И лишь увидев, что ничего более от меня не получить, они знаками задавали мне разные вопросы, на которые я по большей части, однако, не мог ответить. Затем один казак достал хлеб, масло и водку, и я был вынужден есть и пить вместе с ними.

После завтрака меня доставили к командиру эскадрона, который стоял бивуаком у Швепница, и при виде моей униформы, которую он знал по вчерашнему дню, он очень обрадовался. После нескольких незначительных вопросов он отправил меня далее, где-то на час пути, к своему генералу, который спрашивал меня на хорошем немецком имя, звание, обстоятельства моего пленения, численность французских армий, о ее позициях, о главной квартире Наполеона и т.п. и немедленно послал меня к командующему аванпостами генералу Ланскому в Бернсдорф, в трех часах от Каменца. Здесь мне также задавали разные вопросы, а вечером передали команде казаков, которая должна была перевезти обоз в тыл, но из-за небезопасной дороги вскоре снова вернулась в Бёрнсдорф и там заночевала.

На следующее утро меня вместе с также плененным королевско- саксонским окружным начальником фон Карловичем и его секретарем Конради посадили на телегу, чтобы вместе с ними послать в Баутцен. В обед мы как раз собирались проезжать через одну деревню, когда нас увидел русский уланский полковник и, коротко поговорив с нами, взял с собой во дворец тайной советницы фон Гласс из Берлина на обед. Во время трапезы, на которой среди прочих присутствовал также старый казачий майор, разговор велся свободно и непринужденно, и ни один русский не испытывал ко мне более враждебности после того, как я признался, что проделал русскую кампанию. Когда за кофе управляющий имением услышал, что при пленении у меня отобрали трубку, он подарил мне свою собственную. Хотя она и была более дешевой, но пришлась как нельзя кстати.

После обеда мы еще немного продолжили путь, но вскоре должны были повернуть обратно, свернули влево, назад к Виттихенау, где провели ночь в комнате под надежным караулом. 16-го утром нас передали эскадрону коричневых гусар, мы прошли слева от Баутцена через главную квартиру генерала фон Блюхера, где нас встретил верхом сам генерал в сюртуке, кивере, с длинной трубкой в зубах. Он задал мне несколько вопросов, высказавшись при этом жестко о борьбе южных немцев против северных. Некоторое время после того нас осыпали бранью прусские солдаты и унтер-офицеры, но затем подошедшие офицеры защитили нас от последующих злоупотреблений.

Вечером мы прибыли в Штайндёрфель (в 1 1/2 часах пути от Баутцена), в главную квартиру генерала графа Витгенштейна. Здесь двух саксонских чиновников от меня отделили, и я до следующего вечера вместе с другими пленными был в лагере с казаками. К вечеру вместе с обозом пленных около 200 человек меня отправили пешком в Вайссенберг , оттуда обратно в Вюршен (в 2 часах от Баутцена), главную квартиру императора Александра.