Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

Хильпольдштайн — дрянной городишко, но рядом расположенный на отдельно стоящей скале замок придает местоположению романтический вид. 18-го вечером мы прибыли в Нюрнберг. Мы получили квартиру в «Имперском орле», найдя там в лице хозяина и его жены весьма приятных людей. Здесь мы также скоротали вечер посещением театра, а затем и в разговоре с нашими хозяевами. На следующее утро мы потратили несколько часов на осмотр древнего, большого, некогда очень богатого, но и теперь еще состоятельного города. Местоположение равнинное, и лишь вдалеке виднеются горы. Ансбах — весьма приятный город с большим красивым замком. Мы стояли здесь у статского советника Шницляйна, найдя в нем и в его семье учтивых людей. Я посетил там бывшего работника моего дяди Ригельбаха по имени Шойерман, с которым я был близко знаком в то время, когда ходил в гимназию в Штутгарте, и который был очень удивлен и обрадован моим нежданным появлением.

20 января — день, когда мы снова ступили на землю своего отечества. В Элленберге, первом вюртембергском местечке, мы сделали остановку перед трактиром и подняли за отечество бокалы с родным вином. В Эльвангене мы остановились на день. Мы не могли и вообразить себе приема лучше. Все старались своей предупредительностью и дружелюбием заставить нас забыть наши страдания и беды. 22-го мы продолжили наше путешествие не далее Швебиш-Гмюнда, остановились там на постой у купца Майера, а вечером по хорошему вюртембергскому обычаю собрались на бокал вина. Нечего и говорить, что нам пришлось быть в центре разговора, засыпанными градом вопросов от всех присутствующих.

На следующий день, как уже говорилось, через Людвигсбург мы добрались до Штутгарта. Я пришел сюда нищим и голым, в разорванном платье и без денег. Вся моя амуниция была потеряна. Из 10 лошадей, которыми я по очереди владел, 8 пали. Единственное, что я привез с собой, было более чем 100 гульденов долга. В поездке от Иноврацлава до Штутгарта мои физические силы почти полностью истощились, тогда как мое душевное состояние заметно улучшилось и я мог надеяться, что при некотором покое вскоре вернутся и силы. Хотя я еще страдал поносом и слабостью желудка, однако оба недуга значительно ослабли, и если их и нельзя было так быстро совершенно излечить, то они не препятствовали постепенному восстановлению моих сил.

24 января, в воскресенье, мы представлялись в Штутгарте у короля, кронпринца и генералитета. На параде было объявлено о крупном производстве по службе, часть в котором перепала и мне: я был произведен в обер-лейтенанты. Посетив еще своих родных, вечером в 5 часов я выехал экстраординарной почтой в Тутлинген, чтобы посетить мою мать и братьев с сестрами. Они приняли меня с огромной сердечной радостью, но по моему виду догадывались о моих злоключениях. За мной ухаживали самым лучшим образом, и если бы мне было позволено остаться подольше, мое здоровье вскоре снова бы совершенно могло поправиться. В течение пяти дней, которые я провел в Тутлингене, я был не только осаждаем просьбами родных и знакомых рассказать о своих собственных приключениях, но и ежедневно находилось множество людей — частью из города, частью из округи, — которые надеялись получить от меня известия о родственниках и друзьях. Немногие из них были обрадованы, большинство же уходили от меня безутешными. Моего егеря Гофмана, которого я взял с собой в Тутлинген в качестве служителя, во всех трактирах — а он побывал во многих из них — бесплатно угощали, иногда хозяева, а иногда гости, когда он рассказывал о русской кампании, и прежде всего об отступлении. 30 января я снова покинул Тутлинген и 31-го прибыл в Людвигсбург.

Везде в стране русская война и отступление стали злобой дня, а судьба всей армии и отдельных людей еще долго оставалась единственной темой для разговоров. Вернувшиеся повсюду находили живейшее участие, каждое сердце смягчалось при рассказе о неслыханных страданиях. Не было никого, кто не сулил бы нам в награду длительного отдыха, однако исторические обстоятельства потребовали иного.

3 февраля 1813 года конно-егерский полк герцога Луиса, который с середины 1812 года существовал только на бумаге, был возрожден, или, иными словами, снова получил офицеров, рядовой состав и лошадей. Команду набрали в январе месяце из конскриптов, а лошадей генерал фон Йетт привез обратно из Лейпцига, где их закупили. Я, как и каждый вернувшийся из России кавалерийский офицер, получил в подарок лошадь и 20 луидоров на экипировку. А когда прибыла наша остальная команда из Иноврацлава, привезя с собой двух моих оставленных лошадей, то я снова был полностью экипирован. Еще в тот же день мы прибыли в назначенный нам гарнизон Винненталь, где офицеры и солдаты были размещены в замке и в прилегающих зданиях. По мере того как полк постепенно был укомплектован, часть его была переведена в Вайблинген, а затем половина полка — в Эсслинген, куда я и сам в первых числах марта выступил вместе с эскадроном фон Рейнхарда {350} 350 Наряду с эскадроном Рейнхар(д)та полк включал командирский эскадрон (подполковник фон Гайсберг), а также эскадроны Зеебаха (штаб-ротмистр фон Менген) и Бассевитца (ротмистр фон Бассевитц). Ср.: Starklof 1862, 288—289. .

Уже 4 февраля началась строевая подготовка и объездка лошадей, продолжавшаяся ежедневно с большим усердием. К концу месяца уже упражнялись по взводам и эскадронам, а до конца марта команда и лошади были обучены настолько, насколько вообще это можно было ожидать за столь короткое время.

В Виннентале мое здоровье серьезно пошатнулось из-за нескольких припадков нервной горячки. Но благодаря энергичным усилиям врача Христманна из Виннендена полное развитие болезни удалось предотвратить. Во время моего пребывания в Эсслингене я опять весьма отдохнул.

К концу марта месяца мы снова были готовы к выступлению. 4 апреля поступил приказ перевести два эскадрона из Эсслингена в окрестности Виннендена, чтобы они могли там вместе упражняться с тамошними двумя эскадронами. Мы прибыли туда 6 апреля, но уже через день пришел новый приказ о занятии нами кантонир-квартир на границе у Вюрцбурга. После чего 8 апреля мы оставили окрестности Виннендена и двинулись через Бакнанг, [Швебиш]-Халль и Лангенбург в окрестности Ротенбурга-на-Таубере, куда мы прибыли 12-го и разместились по нескольким деревням.

Прощание с моими родными из Штутгарта, которые еще смогли навестить меня 5 апреля в Эсслингене, далось мне тяжело. Мой ослабленный организм, который пострадал от нового приступа болезни и который теперь должен был подвергнуться новым лишениям, внушал мне опасения. От Виннендена меня везли вслед за полком в полукарете, и лишь 23 апреля я снова начал нести службу. Жители повсюду сердечно прощались с нами и часто жалели едва спасшихся недавно из России, которые, еще наполовину больные, снова должны были вступить на трудную дорогу войны.