Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

Завершая эту картину, я должен лишь еще добавить, что я ничуть не сгустил в ней краски, но написал лишь истинную правду и что я, между прочим, до сих пор, рассказывая об этом в 1828 году, во всех попадавшихся мне на глаза описаниях отступления еще не находил никаких преувеличений; я убежден в невозможности обрисовать бедствия беглецов более ужасным образом, нежели это было в действительности.

Полагаю, мне более не нужно говорить, насколько радостными были наши чувства, когда мы покинули места наших несчастий и бедствий, поэтому приступаю к рассказу о моем возвращении в отечество.

13 декабря в Кальварии вместе с обер-лейтенантом графом фон Гревеницем и обер-лейтенантом фон Мауклером мы купили двое саней, в которые впрягли наших лошадей. На одних был Гревениц и я, а на других — больной Мауклер и квартирмейстер Файхельман. Кучером и слугой мы взяли егеря Гофмана, а на ту же службу в санях Мауклера — егеря Зоммера. Спустя сутки мороз несколько ослаб, но он все еще был достаточно сильным. 14 декабря мы покинули Кальварию , следуя по пути в Голдап, в обед были в Кровикресли у графа Пусинского (Pusinky) {347} 347 Фамилия владельца, очевидно, искажена. Прушинский? , а вечером добрались до Виштитена.

Через день мы были в Голдапе в Восточной Пруссии. Я нашел теплый прием у своих тамошних знакомых. Мои рассказы о нашей судьбе возбудили их живое участие, и по мере сил они старались заставить нас забыть пережитую беду. Но они и сами жестоко пострадали от проходившей французской армии, принесшей им многие и существенные потери. Нам как немцам они предложили руку помощи, но их ненависть к французам, еще не затихшая с 1807 года, разгорелась с новой силой и ярче, чем прежде. В Голдапе мы сменили наше разорванное, кишащее паразитами платье и на остаток нашей наличности приобрели новое платье и чистое белье. Отсюда наш путь лежал в те места, где на короткое время стоял на кантонир-квартирах наш полк перед походом и где Гревениц приобрел себе много хороших знакомых.

Это были городки Ангербург, Растенбург и особенно Рёссель. Во всех трех мы нашли такой же добрый прием, как и в Голдапе, и, как и там, мы устроили в Рёсселе день отдыха. 20 декабря мы продолжили путешествие, направившись в Данциг, который должен был быть местом сбора для вюртембержцев. В Гейльсберге у нас была замечательная квартира у купца Романна, а на следующий день мы познакомились с очень славными людьми в лице бургомистра г. Вормдитта и его супруги. Здесь нам дали совет в любом случае следовать через Эльбинг и Данциг, и, последовав этому совету, мы добрались до последнего поздней ночью 22 декабря. Через день до нас дошла весть, что здесь присутствует вюртембергский кригс-комиссар Хердеген, и, к нашей неописуемой радости, мы получили из полевой кассы ссуду в 20 луидоров, а вместе с тем известие, что вместо Данцига сборным пунктом для вюртембержцев теперь определена Торуньская крепость на Висле. Мы незамедлительно снова оставили Эльбинг, в тот же день проехали Мариенбург, а 24 декабря добрались до Мариенвердера, где стояли у медицинского советника Буркхардта и где встретили Рождество. Нелюбезность хозяина и его жены немало подпортила нам дневку, и 26 декабря мы с облегчением продолжили наше путешествие.

Через два дневных перехода, за которые мы прошли через город Грауденц и одноименную крепость, 28 декабря мы прибыли в город и крепость Торунь на правом берегу Вислы. Однако и здесь нам не суждено было остаться — к нашему величайшему удовольствию, ибо мы не имели ни малейшей охоты выдерживать осаду, которая, очевидно, предстояла, но стремились назад в отечество. После однодневного отдыха мы снова покинули Торунь и отправились далее в отстоявший в 10 часах пути Иноврацлав, городок в герцогстве Варшавском, где собирались возвращавшиеся из похода вюртембержцы.

Как в Восточной и Западной Пруссии, так и в герцогстве Варшавском повсюду еще были следы, оставшиеся после прохождения французской армии весной и в начале лета [1812 года]. Но нигде они не были настолько заметны, как в Восточной Пруссии, а здесь наиболее явно в северной ее части, ибо дисциплина все более ослаблялась по мере приближения армии к неприятельской границе и к открытию кампании. Поэтому мы видели бедственное состояние этой местности, и нам не приходилось удивляться часто враждебному отношению жителей. В то же время испытывавшие наибольшую нужду принимали нас как раз наиболее благожелательно, и в общем я не могу не высказать похвалы отношению восточных пруссаков. Не могу, однако, подобным же образом похвалить пруссаков западных. За исключением двух квартир в Вормдитте и Грауденце, должен сказать, что мы везде встречались с ненавистью и враждебностью, нимало не останавливавшихся и перед словесным их выражением. В герцогстве Варшавском мы различали между шляхтой и народом: если первая выказывала нам большую склонность, то второй нас боялся и ненавидел.

Земли между Голдапом и Эльбингом весьма, а в районе р. Ногат очень плодородны. В основном местность плоская и монотонная, нигде нет выделяющихся своим положением и окрестностями перспектив. Низменности у Эльбинга считаются одной из наиболее плодородных местностей Пруссии. У Грауденца почвы снова становятся более песчаными, а у озера Кульм и Торуни — самая настоящая песчаная пустыня. Манера постройки деревень в Восточной Пруссии похожа на [герцогство] Варшавское, но первые выглядят приветливее и чище. Городки Гейльсберг и Вормдитт — старые, но выстроены неплохо. Эльбинг — значительный, очень промышленный, хорошо выстроенный город. Деревни около этого города имеют привлекательный и зажиточный облик, но в низине Ногата и Вислы они превосходят самые красивые и богатые деревни Южной Германии. Стены и дома Мариенбурга свидетельствуют о солидном возрасте города, тогда как Мариенвердер украшают значительно более новые и со вкусом выстроенные здания. Грауденц древний, но выстроен неплохо и также, представляется, имеет довольно промышленный характер. Располагающаяся не очень далеко от него крепость стоит на возвышении, но с дороги ни сооружения, ни дома незаметны. В ней должно быть лишь немного жилых домов; гарнизон, единственно населяющий это место, располагается в казематах. За Грауденцем, где почвы снова становятся менее изобильными, деревни выстроены хуже, жилища менее удобные и чистые, и у Торуни они снова становятся истинно польскими [по характеру]. Сам этот город имеет немалое протяжение, с многочисленным населением и ярко выраженным промышленным характером. Здесь много хорошо выстроенных улиц и несколько домов, которые могли бы стать украшением и большого города. В городке Иноврацлав наряду со многими выстроенными на польский манер домами есть еще несколько лучших зданий, которые все происходят из эпохи прусского владычества. В общем его можно отнести к лучшим польским городкам.