Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

Большая часть армии и масса снаряжения, за исключением немногих орудий, были потеряны на Березине. Хотя это были лишь больные, раненые, обессилевшие, безоружные, но покой и уход в течение нескольких недель восстановили бы их силы и они снова могли бы составить боеспособную армию. Все, кто достиг противоположного берега, спешно покинули злосчастную реку и быстро двинулись к Вильне.

Но уже в первую ночь после перехода небо прояснилось, и наступили морозы, которые усиливались день ото дня, достигнув температур, неслыханных даже в этом краю. Дорога вела через Зембин, Радешковице, Молодечно, Сморгонь и Ошмяны. Во всех этих местностях стояли гарнизоны и были большие или малые магазины, но при известии о несчастьях нашей армии и приближении российской Южной армии первых отозвали в Вильну, а вторые были опустошены. Нигде больше было не найти провизии, немногие вернувшиеся жители сами страдали от жестокой нужды. С Березины преследование со стороны русских стало ослабевать, потому что и они бесконечно страдали из-за ужасного холода. Остатки армии продвигались настолько быстро, насколько это позволяли холод, голод и обессиливание, к Вильне, теснимые не столько неприятелем, сколько неописуемым бедственным положением. Одиночки старались предварить армию, лишая ее тех немногих припасов, которые еще можно было найти. Уже 6 декабря многие беглецы прибыли в Вильну, а в два последующих дня наплыв был так велик, что не хватало только реки спереди и напора русских сзади, чтобы у ворот [города] повторились сцены Березины. Но 9-го эти сцены действительно повторилась, когда русский авангард подошел к воротам одновременно с остатками нашей армии и вместе с ними, убивая и грабя, ворвался в город.

Многих из тех, кому посчастливилось достичь противоположного берега на Березине, на пути между этой рекой и Вильной добил мороз. Самые сильные натуры сдавались там, где не было средств противостоять холоду. Я ежедневно благодарил Творца за то, что он вовремя послал мне величайшую ценность в этих обстоятельствах — тулуп. В компании с квартирмейстером Файхельманом и моим слугой я ежедневно делал такие длинные переходы, какие только позволяли нам силы наших лошадей. Несмотря на плащи и тулупы, мы очень страдали от холода и, невзирая на спешку, не пропускали ни одного огня, ни одного горящего дома, чтобы согреться. Это сохраняло наши жизненные силы. Благодаря нашей спешке мы почти везде могли еще найти достаточно провизии, чтобы ее хватило нам троим. Мой понос становился все сильнее и совершенно обессиливал меня. Вскоре без посторонней помощи я уже не мог забраться на лошадь. Поэтому я принял решение, если дойду до Вильны, остаться там.

В Радешковице мы встретили вюртембергского лейтенанта с деташементом, который хотел дождаться остатков своего полка. Два дня спустя он был ранен в арьергарде, а на следующую ночь вместе с большей частью своей команды замерз в пикете. Схожая судьба постигла два вновь прибывших крепких неаполитанских кавалерийских полка, которые мы встретили в двух переходах от Вильны и которые уже через три дня после того из-за ужасного мороза рассеялись и погибли. Партию русских пленных, около 2000 человек, которые были захвачены французами на Березине в сражении за переправу через реку и теперь этапировались в Вильну, постигла большей частью та же участь. Лишь немногие добрались до Вильны, большинство замерзло на бивуаках, многие, кто был парализован холодом, обессилел и не мог идти вперед, были расстреляны конвоем.

7 декабря утром я и квартирмейстер Файхельман достигли Вильны. В деревеньке, где мы перед тем провели последнюю ночь, мой обессилевший слуга умер.

В Вильне я нашел вместе со многими вюртембержцами пристанище в доме, где мы по крайней мере были защищены от самого жестокого холода. Жители все еще были здесь. Недостатка в провизии не было. От вюртембергской полевой кассы мы получили деньги, аванс, а у офицеров было постоянное место сбора в кафе Лихтенштейн. Я приобрел шапку, перчатки и меховые сапоги. Я снова несколько собрался с силами и отказался от своего решения остаться в Вильне.

Мои 2 лошади также снова отдохнули. Офицеры-кавалеристы собрались вокруг генерала графа фон Норманна, под его предводительством мы хотели покинуть российские земли. А когда Неман уже останется позади, каждому предоставлялось продолжить возвращение по собственному усмотрению.

Взвесив трудности, с которыми мы встретились бы при марше по большой военной дороге, генерал Норманн с нашего согласия принял решение идти на Олитту по боковым дорогам, и для этой цели он нанял еврея, который должен был быть провожатым. Но именно потому, что мы не хотели идти с большой массой беглецов, мы откладывали наше выступление из Вильны возможно дольше и покинули этот город только 9 декабря утром, за несколько часов до прихода русских. Наш путь лежал по большей части через леса непроторенными дорогами, через редкие деревни, все жители которых еще были там и снабжали нас провиантом. Два раза мы устраивали ночевку, а на третий день к полудню без каких-либо приключений добрались до городка Олитта, лежащего на берегу Немана. Здесь мы подкрепились хорошим стаканом водки и торжественно переправились затем через замерзшую реку, испытывая благодарность за наше спасение. Не так представляли мы себе наше возвращение, когда всего лишь несколько месяцев назад переходили эту реку, исполненные самых грандиозных ожиданий. Но для нас было к лучшему, что мы не предполагали ничего подобного, ибо у кого достало бы силы духа идти навстречу таким бедствиям?

На противоположном берегу Немана, уже в герцогстве Варшавском, находилась деревенька, в которой мы могли найти вполне приемлемые квартиры, но, невзирая на мороз и отсутствие сил, мы спешили удалиться от зловещей реки, которой началась чреда наших бедствий. Еще в тот же день мы добрались до Ликискелли, а в два следующих дня через Шемно (Симно) в Кальварию, где общество разделилось и каждый последовал тем путем, которым он надеялся добраться быстрее и лучше.

Но прежде чем я стану продолжать и расскажу о моем возвращении в отечество, я хочу еще раз оглянуться на отступление из России и попытаться дать его общую картину. Ибо с этого времени я больше не составлял часть большой армии и я уже ничего не могу сказать о ней, но лишь о себе как отдельном путешественнике. Картину отступления я бы хотел нарисовать так, как я ее видел собственными глазами, и приводить лишь [те] факты, очевидцем которых я был, лишь немного добавив из того, что слышал от других достойных доверия лиц.