Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

За Острово уже всех путешествующих угораздило, как ранее капитана фон Бутча и меня, сбиться с пути и попасть в деревню, где стояли русские пехотинцы, впавшие в то же заблуждение, что и караульный офицер на заставе в Калише. Так как эти люди ничего не хотели слушать и уж тем более после того, как полковник фон Зеегер обошелся с ними очень резко, нас по нашему требованию, наконец, под усиленным конвоем и со множеством издевательств и оскорблений потащили в Пшигодице — красивое поместье, принадлежащее князю Радзивиллу, к высшему офицеру. Но мы едва не попали из огня да в полымя. Русский припомнил нам по высшему счету сабельные удары, которые полковник фон Зеегер щедро отвешивал солдатам, и грозил отослать нас обратно в кандалах в Калиш. Наш начальник, однако, столь же живо отвечал на эти угрозы, и мы наконец заключили мир. Причем мы узнали, что солдаты спокойно отпустили бы нас восвояси, если бы мы проявили к ним некоторую щедрость. Теперь же ожесточение солдат против нас достигло такой степени, которая заставляла нас опасаться худшего. Это подвигло русского командующего принять решение собрать своих людей на следующее утро на смотр, чтобы мы между тем смогли продолжить наше путешествие и скрыться от разъяренной солдатни. Мы мирно поужинали с русскими офицерами и провели ночь во дворце. На следующий день мы добрались до силезской границы.

На пути от Белостока до границы Силезии наши дела обстояли так, как мы и предвидели. Русские коменданты в Польше выказывали не более старания поскорее отправить нас дальше, чем это было в самой России. Некоторые не знали и названия Вюртемберга, другие по меньшей мере не имели представления, где он находится. Но все полагали, что это должна быть маленькая страна, ибо они слышали о ней мало или вообще ничего, так что для России союз со столь слабой державой вряд ли представлял большую ценность, а на них едва ли возложат серьезную ответственность, если они не будут способствовать ускоренному продвижению нашей небольшой группы в той мере, как мы того желали. Помимо этого, камнем преткновения для русских всегда было то, что мы раньше сражались против них и присоединились к ним лишь тогда, когда им улыбнулась военная фортуна.

Польские власти были, естественно, еще более равнодушными. Они не могли благожелательно относиться к нашему возвращению, так как хорошо знали нашу цель — умножить число их врагов. Среди жителей было заметно общее уныние из-за неудач французского оружия, и те же люди, которые ранее радушно принимали нас в качестве пленных, теперь выказывали нам не только равнодушие, но и ненависть и удовлетворяли наши просьбы так дурно и в таком мизерном количестве, как только было возможно. Правда, герцогство бесконечно пострадало из-за войны, и если оно и до того было бедным, то теперь в буквальном смысле слова доведено до нищенского состояния. Даже евреи не могли больше, несмотря на всю их энергию, получать ежедневные средства к существованию и осилить тяжелые поборы, которые на них налагали, и взывали об избавлении — только ожидали они его не от французов, в отношении которых совесть обличала их во множестве неправд, не заслуживавших снисхождения и милосердия.

Мы были рады покинуть несчастную Польшу и снова ступить на немецкую землю. Еще в тот же день, когда мы покинули герцогство Варшавское, мы переправились у Штайнау через Одер. Мы двигались по Силезии так скоро, как только могли, поскольку, хотя и будучи теперь друзьями, не могли тем не менее особо надеяться на силезцев. Мы имели на это тем меньше прав, что во время перемирия в 1813 году в Силезии размещался вюртембергский армейский корпус, и при всей сдержанности жители, мечтавшие о своем освобождении, горячо его ненавидели. К чести силезцев, однако, должен признать, что они относились к нам хотя и холодно, но не грубо и воздерживались от любых оскорбительных тирад. Высказываемое ими время от времени сожаление, что южные немцы уже в начале 1813 года не стали на сторону Пруссии и Германии, живо воспринималось и нами как справедливое.

Очутившись на немецкой земле, я использовал первое же выпавшее мне свободное время, чтобы отправить весточку моей матери, которая с моего пленения ничего не знала обо мне, о том, что я жив и благополучен. Это было 7 марта в городишке Любен. Через Хайнау, Бунцлау и Наумбург 10 марта мы достигли королевства Саксонии. В Гёрлице у нас была первая ночевка в Саксонии, на следующий день мы миновали оживленный зажиточный город Баутцен и 12-го въехали в Дрезден.

Начиная с Лаубана были заметны опустошения войны 1813 года. Повсюду виднелись пожарища отдельных домов, целых хуторов и деревень. Кое-где дома уже восстанавливались из пепла. Сам город Баутцен существенно пострадал в битве 19 мая 1813 года {367} 367 Ошибка Фосслера — битва при Баутцене произошла 20—21 мая 1813 г. , в нем были еще руины после большого пожара. Город Бишофсверда, полностью обращенный тогда в пепел, еще лежал в развалинах. Жители были подавлены и апатичны: слишком долго они лицезрели у себя театр войны, слишком жестоко свирепствовала она в домах и на полях, чтобы мужество жителей не было сломлено надолго, — а ведь они все еще несли тяготы многочисленных маршей и постоев.

Впрочем, добрые жители Лаузица на их плодородной земле, с их неизменным усердием, при их снисходительном правительстве, очевидно, могли залечить раны войны скорее, чем другие, менее благословенные места, в которых война пожала не такую обильную жатву. Сами мы высоко оценили готовность жителей Лаузица идти нам навстречу и более чем удовлетворять наши скромные пожелания.

12 марта пополудни по романтической дороге из Штольпена через великолепный мост через Эльбу мы подъехали к воротам Дрездена. Все укрепления, возведенные здесь французами в 1813 году, еще присутствовали и сохранялись в наилучшем состоянии. Резиденция короля Саксонского была превращена в настоящую сильную крепость. Гарнизон состоял из 12 000—15 000 русских, расквартированных у горожан, бедствия которых умножали причиняемые этими войсками расходы и их поведение. Взорванную часть моста через Эльбу починили, насколько это было возможно, деревянными балками. Из великолепной Фрауэнкирхе сделали склад. После битвы под Лейпцигом король {368} 368 Фридрих Август I, король Саксонии (1750—1827). не вернулся в свою резиденцию, а содержался в качестве пленного. Вместо него страной управлял русский губернатор Дрездена князь Репнин {369} 369 Генерал-лейтенант Николай Григорьевич Репнин-Волконский (1778—1845), с октября 1813 по ноябрь 1814 г. генерал-губернатор Саксонии. . На лицах читалось всеобщее уныние и печаль. Мы сердечно сочувствовали горестям добрых саксонцев, и, если бы мы могли этого избежать, если бы нам позволили наши денежные средства, мы не стали бы для жителей обузой на постое ни в Лаузице, ни тут. В Дрездене я сам возместил часть расходов, причиненных мной на квартире у бедного многодетного канцеляриста.