Генрих Фосслер - На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера

При этих обстоятельствах мы пробыли в Дрездене недолго. На следующий день к обеду мы продолжили нашу поездку и поздним вечером через Фрайберг прибыли в Эдеран.

С самого нашего отъезда в Белостоке один из нас всегда выезжал загодя, чтобы приготовить для компании квартиру и смену лошадей. Поскольку это занятие было сопряжено с большими трудностями и усилиями, никто не хотел им заниматься долго, и очередь теперь перешла ко мне. Я выехал наперед из Эдерана и оставался при этих обязанностях в Хемнице, Цвикау и Плауэне, в Хофе, первом баварском городе, и Мюнхберге до Байройта, куда мы прибыли после трехдневной поездки 16 марта.

Рудные горы и Фогтланд хотя и представляли глазу менее печальное зрелище, чем та часть Саксонии, по которой мы проехали до того, но и здесь жестокая война везде оставила свои опустошительные следы. Еще тяжелее, чем это чудовище, в обеих этих землях сказывался застой торговли и ремесла. Массы ремесленников и фабричных рабочих остались теперь, и на долгое время, без хлеба насущного. Мы стремились побыстрее избавиться от этих печальных сцен, нигде ничего не требовали от наших хозяев и удовлетворялись везде тем, что оставляли нам добрая воля и нищета жителей.

С нашим въездом в баварские земли картина изменилась. Здесь война не свирепствовала, не разрушала благосостояние страны, ее грохот был слышен лишь в отдалении. Впрочем, житель также страдал от всеобщей тяжести войны и повышенных сборов, но его домашний скарб остался невредим, а удвоенная энергия и экономность снова возмещали ему жертвы, которые он должен был принести на благо своей страны. Нас обслуживали лучше, и, несмотря на тягости путешествия, наши физические силы стали возвращаться.

В Хофе у нас был первый постой в Баварии. 16 марта через Мюнхберг мы достигли Байройта, значительного города. До сих пор, начиная с Чернигова, мы двигались на санях. Теперь наступила оттепель, скоро и радостно приближалась весна. Наша грудь расширилась, лед, сковывавший до тех пор наши чувства, растаял, равнодушие уступило место вернувшемуся веселью, потребности поделиться, лишь теперь снова проснулась в полной мере любовь к родине, к родным.

Уже давно, еще до отъезда из Чернигова, у меня на левой ноге открылась рана. Тяжести путешествия не только усугубили ее, но и произвели множество схожих ран на обеих ногах. Поэтому в Байройте меня освободили от должности квартирмейстера. На мое место заступил капитан фон Бр[уннов], однако он нашел службу слишком обременительной и продолжил поездку из Бамберга в Штутгарт, с нашими паспортами и подорожными в сумке, самостоятельно, предоставив нам самим заботиться о нашем дальнейшем передвижении.

Как ни досаден был для нас этот шаг г-на фон Бр[уннова], но при небольшом расстоянии от отечества и нашем старании следовать по маршруту за сбежавшим наша поездка не затянулась сколько-нибудь надолго. 17 марта мы добрались до Бамберга. Это старый, но хорошо выстроенный и многочисленный город на реке Редниц, через которую внутри городских стен ведет замечательный каменный мост. 18-го, поскольку дорога через Вюрцбург была заблокирована французами, которые все еще занимали крепость Мариенберг, мы поехали в Китцинген, а 19-го спустились вниз по прекрасной долине Майна в Оксенфурт, где мы взяли влево, в Мергентхайм.

19 марта вечером мы прибыли в Мергентхайм. Неописуемой была наша радость от счастливого прибытия в отечество. Власти всячески заботились о нашем постое; но не меньше усердия проявляли отдельные крестьяне и люди с высоким положением, чтобы узнать как можно более полно о нашей истории. Мы с готовностью шли навстречу, и целый вечер вплоть до глубокой ночи в нескольких трактирах, где мы ночевали, нас окружала масса внимательных слушателей. Городской комендант получил указание препроводить нас в Людвигсбург. На следующий день через Кюнцельзау мы добрались до Эрингена. Здесь от знакомого я получил радостное известие, что награжден рыцарским крестом ордена «За военные заслуги».

21 марта через Вайнсберг и Хайльбронн мы прибыли в Людвигсбург. При большом стечении народа мы приехали на Рыночную площадь в ожидании приказов губернатора. В это время один из окружавших нас справился обо мне, и когда он услышал, что я нахожусь в числе прибывших, то немедленно удалился и вскоре привел ко мне моего старшего брата. Мы с искренней радостью приветствовали друг друга, и лишь теперь, снова увидев своими глазами брата, я опять почувствовал себя дома, на родине. В Людвигсбурге нас определили на постой, на следующее утро мы последовали в Штутгарт. В нашем дорожном платье, грязные и оборванные, мы представились генералу фон Диллену, который был не менее удивлен и шокирован нашим видом, чем все до сих пор видевшие нас. Каждому из нас было объявлено здесь о его назначении. Меня причислили к полку лейб-кавалерии, стоявшему гарнизоном в Людвигсбурге. На свое обустройство я получил сумму в 20 луидоров, мне также вручили орденский крест. Мое прибытие очень обрадовало моих здешних родственников. 23 марта я отправился к своему новому полку в Людвигсбург.

За два года, 1812-й и 1813-й, помимо всех опасностей, которым подвергается солдат как таковой, я пережил все тяготы, которые только могут принести с собой непривычный климат, жара и холод, голод и жажда, недостаток в самых насущных жизненных потребностях, враждебный народ, пустынная страна. Мое до тех пор крепкое здоровье было вконец расшатано. Ноги были со множеством открытых язв, желудок в высшей степени ослаблен и не переносил даже самых легких блюд, каждое резкое движение отдавалось болью в груди. В денежном отношении две кампании были для меня не менее катастрофичными. Дважды я полностью экипировался, потерял более 10 лошадей и теперь вернулся домой в лохмотьях и в долгах.

Протекут столетия, породив не одну будущую войну. Но все же и через века будут рассказывать об ужасах войны 1812 года и страшной судьбе, постигшей французскую армию и ее союзников. Протекут столетия, прежде чем на поле боя появится столь же великолепная армия, какой была наша.

Здесь я завершаю свой рассказ. Мне нечего более упомянуть, кроме того, что, так и не поправив после восьми недель вод в Вильдбаде свое здоровье, в последних числах июня 1814 года я был переведен в инвалидный корпус, а через несколько дней подал просьбу об отставке с военной службы, которая и была удовлетворена.