Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Винюсь, я принял горячо к сердцу обмолвку Пушкина, особенно на счёт духа времени и нравов народа, и слова, которые я употребил в возражении на неё, были напитаны горечью. Один из моих приятелей, прочитав мой ответ, сказал, что я не поскупился в нём на резкие выражения, которые можно и должно было написать, — только не Пушкину. «Рассердился ли он за них?» спросил меня мой приятель. — «Я сам так думал, не получая от него долго никакого известия», отвечал я. Но Пушкин был не из тех себялюбивых чад века, которые своё я ставят выше истины. Это была высокая, благородная натура. Он понял, что моё негодование излилось в письме к нему из чистого источника, что оно бежало несдержимо через край души моей, и не только не рассердился за выражения, которыми другой мог бы оскорбиться: напротив, проезжая через Тверь (помнится, в 1836 году), прислал мне с почтовой станции следующую коротенькую записку. Как увидите, она вызвана одною любезностию его и доброю памятью обо мне.

«Я всё ещё надеялся, почтенный и любезный Иван Иванович, лично благодарить вас за ваше ко мне благорасположение, за два письма, за романы и пугачёвщину, но неудача меня преследует. — Проезжаю через Тверь на перекладных и в таком виде, что никак не осмеливаюсь к вам явиться и возобновить старое, минутное знакомство. — Отлагаю до сентября, то есть, до возвратного пути; покамест поручаю себя вашей снисходительности и доброжелательству.

Сердечно вас уважающий

Записка без числа и года. [129] Подпись много порадовала меня: она выказывала добрую, благородную натуру Пушкина; она восстановляла хорошие отношения его ко мне, которые, думал я, наша перепалка расстроила.

В последних числах января 1837 года приехал я на несколько дней из Твери в Петербург. 24 и 25 был я у Пушкина, чтобы поклониться ему, но оба раза не застал его дома… Нельзя мне было оставаться долее в Петербурге, и я выехал из него 26-го вечером…

29-го Пушкина не стало…

Потух огонь на алтаре!

На стр. 404 и 405 Русской Старины сего года читается следующий рассказ, сообщённый г. Семевскому Алексеем Николаевичем Вульфом, приятелем Пушкина и его соседом по сельцу Михайловскому:

«Ещё около 1818 г., в бытность поэта в Петербурге, одна славная тогда в столице ворожея сделала зловещее предсказание Пушкину, когда тот посетил её с одним из своих приятелей. Глядя на их руки, колдунья предсказала обоим насильственную смерть. На другой день приятель Пушкина, служивший в одном из гвардейских полков ротным командиром, был заколот унтер-офицером. Пушкин же до такой степени верил в зловещее пророчество ворожеи, что когда впоследствии, готовясь к дуэли с известным Американцем гр. Толстым, стрелял вместе со мною в цель, то не раз повторял: „Этот меня не убьёт, а убьёт белокурый, — так колдунья пророчила“. — И точно, Дантес был белокур». Это рассказ А. Н. Вульфа.

О странном этом предсказании, имевшем такое сильное влияние на Пушкина, было упоминаемо до сих пор в печати три раза:

1 ) в «Москвитянине» 1853 года, стр. 52, том Х-ый, в статье Льва Пушкина;

2) в «Казанских Губернских Ведомостях» 1844 года, 2-ое прибавление, в статье г-жи Фукс;

3) в «Московских Ведомостях» 1855 года, № 145, в статье Бартенева, который вполне передал в ней и рассказ г-жи Фукс.

Вот свидетельство Льва Сергеевича Пушкина:

«Известность Пушкина, и литературная и личная, с каждым днём возрастала. Молодёжь твердила наизусть его стихи, повторяла остроты его и рассказывала о нём анекдоты».

«Всё это, как водится, было частию справедливо, частию вымышлено. Одно обстоятельство оставило Пушкину сильное впечатление. В это время находилась в Петербурге старая Немка, по имени Кирхгоф. В число различных её занятий входило и гадание. Однажды утром Пушкин зашёл к ней с несколькими товарищами. Г-жа Кирхгоф обратилась прямо к нему, говоря, что он человек замечательный, рассказала вкратце его прошедшую и настоящую жизнь; потом начала предсказания сперва ежедневных обстоятельств, а потом важных эпох его будущего. Она сказала ему между прочим: „Вы сегодня будете иметь разговор о службе и получите письмо с деньгами“. О службе Пушкин никогда не говорил и не думал; письмо с деньгами получить ему было неоткуда; деньги он мог иметь только от отца, но, живя у него в доме, он получил бы их конечно без письма. Пушкин не обратил большого внимания на предсказания гадальщицы. Вечером того дня, выходя из театра до окончания представления, он встретился с генералом Орловым. Они разговорились. Орлов коснулся до службы и советовал Пушкину оставить своё министерство и надеть эполеты. Разговор продолжался довольно долго, по крайней мере это был самый продолжительный изо всех, которые он имел о сём предмете. Возвратясь домой, он нашёл у себя письмо с деньгами. Оно было от одного лицейского товарища, который на другой день отправлялся за границу: он заезжал проститься с Пушкиным и заплатить ему какой-то карточный долг, ещё школьной их шалости. Г-жа Кирхгоф предсказала Пушкину разные обстоятельства, с ним впоследствии сбывшиеся, предсказала его женитьбу и наконец преждевременную смерть, предупредивши, что должен ожидать её от руки высокого, белокурого человека».

«Пушкин, и без того несколько суеверный, был поражён постепенным исполнением этих предсказаний и часто об этом рассказывал».

Это свидетельство Льва Сергеевича Пушкина.

Вот подробности, изложенные в статье г. Бартенева.

… «Кажется, к этому времени следует отнести столь известное предсказание гадальщицы, которое, к нашему горю, сбылось во всей точности».

«Едва ли найдётся кто-либо не только из друзей Пушкина, но даже из людей, часто бывавших с ним, кто бы не слыхал от него более или менее подробного рассказа об этом случае, который потому и принадлежит к весьма немногому числу загадочных, но в то же время достоверных, сверхестественных происшествий. Во всякой искренней беседе Пушкин воспоминал о нём, и особенно когда заходил разговор о наклонности его к суеверию и о приметах. Так между прочим в 1833 году, в Казани, он передавал его известной писательнице, Александре Андреевне Фукс, которая и сообщила его публике в своих „Воспоминаниях о Пушкине“».

«Поздно вечером, за ужином, разговорившись о магнетизме и о своей вере в него, Пушкин начал так рассказывать г-же Фукс и её мужу: „Быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошёл я с Н. В. В[севоложским] ходить по Невскому проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили её нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. „Вы, сказала она мне, на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; третье я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смертью“… Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве, при великом князе Константине Павловиче, и перешёл служить в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что цесаревич этого желает. Вот первый раз после гаданья, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым, я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши ещё учениками, играли в карты, и я обыграл: он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, которого я не только не ожидал, но забыл об нём. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен“».